– Это как? – удивился собеседник.
– Я картины не видела, Леонардо постоянно ее прячет, но Ванда подсказала, с чем может быть связан его творческий подъем.
– С чем?
– С кем, – поправила я себя.
– И с кем же? – Габриэль с любопытством уставился на меня.
– Слышал о семействе, которое недавно приехало в Венецию? Печатали в газете, – щелкнула я пальцем, – статья была о представлении в Ла Фениче. Главное – женщина, такая красивая, с темными волосами… – пальцы поиграли возле моих локонов.
– Нет, честно… – хмурился он, соображая, – не помню. Не обратил внимания. И что с ней?
– Помнишь, ты рассказывал, что у Леонардо была интрижка с другой в период смерти Анны.
– Да, – кивнул головой Габриэль.
– Это – одно и то же лицо.
– Неужели? – заулыбался он.– Надо будет обязательно на нее взглянуть.
– Не пожалеешь. Может она и тебя творить заставит.
– Тогда точно взгляну, – усмехнулся мужчина.
– Может, нарисуешь?
Он снова повернулся ко мне.
– Почему бы и нет.
– Посоревнуешься с маэстро.
– Отличная идея, – сказал он, подыгрывая.
Повисла пауза, во время которой я успела рассмотреть не только обстановку, но и лицо Габриэля в мельчайших подробностях.
– Хочешь услышать конец истории? – хитро спросил он.
– Да, – ответила я.
Многие месяцы рыбак был безутешен. Сидел на берегу, в гроте, и ждал, что случившееся обернется сном… Но нет! Воспоминания об ушедшей любви травили его душу горьким ядом и днем, и особенно по ночам. Он рвал на себе волосы, выл и стенал так громко, что все соседи принимали его за сумасшедшего. Дом его – старую хижину на берегу – стали обходить стороной, даже не удосуживаясь узнать, что страдальца так мучает. Никто не покупал рыбы. Орио все время задавал себе вопрос: почему Мелузина уплыла? Может быть, змея была миражем, и Мелузина вернется снова: красивая, со своими волшебными глазами и голосом-колокольчиком. А потом снова качал головой в отрицании, понимая, как глупо потерял свое счастье. И в один из лунных дней, когда стали совсем красными от едких слез его глаза, рыбак взял свою лодку и вышел в море.
Ему нечего было терять. Ему нечего было ждать. И жизнь не имела отныне для него смысла. Он развернул свою лодку на горизонт и погреб вдаль в надежде, что смерть соединит его с возлюбленной. Долго-долго греб он, рассекая черную гладь, нагружая мускулы рук, болевших адской болью, греб, пока его не покинули силы. Руки перестали слушаться, рыбак еле мог сидеть в лодке от усталости, и все вокруг было черным. Тогда Орио понял, что наступил нужный момент.
Рыбак встал на середину лодки, перекрестился и бросился в воду. Водная стихия мгновенно поглотила его, словно ожидая лакомой добычи. Накрыла с головой, чему рыбак совсем не сопротивлялся, и топила, поглощала, затягивала, смакую свой ночной ужин каждую секунду. Все вокруг было