В тот вечер, плавно перешедший в ночь, Ларисе вновь пришлось убедиться в том, что женщины-учителя – самые сильные на свете. Столько часов подряд ритмично двигаться, изображая непринужденность, отвечать на шутки Вики, тоже заметившей аниматора, шутить в ответ самой и все это время знать, что даже если она сейчас и обнаружит перед Виталием свое присутствие, ровным счетом ничего от этого не изменится: он, самое большее, приветливо кивнет в ответ, а потом вновь поведет свою немку угощаться к барной стойке и будет пытаться с ней объясниться наполовину улыбками, наполовину жестами и парой фраз на изломанном до безобразия английском языке.
«А что, если предложить им услуги переводчика?» – такая мысль, подкрепленная горьким смешком, возникла у Ларисы ближе к утру. Четверть часа назад Вика предложила ей закончить развлекательную программу и отправиться на лайнер – она заметно притомилась. Самой же Ларисой владела странная смесь ощущений, испытываемая ею, пожалуй, впервые в жизни: на фоне усталости ее то и дело лихорадило от возбуждения, а отчаяние поминутно сменялось надеждой. Именно так, должно быть, чувствует себя человек, проводящий долгожданный отпуск у моря в пасмурную и ветреную погоду, когда малейший проблеск солнца сквозь темное шествие туч заставляет его с надеждой встрепенуться: «А вдруг? А вдруг?» Сквозь грохот музыки Лариса прокричала Вике, что хочет остаться. Отправляясь ловить такси, подруга улыбнулась ей сочувственно, но с пониманием.
А Виталий и его партнерша казались неутомимыми. На них уже перестали обращать такое пристальное внимание, как поначалу – обоих уже, видимо воспринимали не как участников дискотеки, а как потрясающий элемент ее оформления. Впрочем, когда к пяти часам утра все Ларисины чувства вылились в одну горькую безысходность, немка начала подавать признаки усталости, и надежда, которую принято хоронить в последнюю очередь, прошептала Ларисе о том, что ее еще рано отправлять на вечный покой.
Хотя на что она, собственно, имела право надеяться, если ей оставалось провести в клубе еще максимум полчаса? Имела ли она право надеяться вообще? И где критерий того, на что человек имеет право? Можно ли в принципе хоть чего-нибудь требовать от судьбы или нужно стиснув зубы и скрепя сердце довольствоваться тем скудным ассортиментом, что она тебе предлагает? И имеет ли смысл хоть раз взбунтоваться против того, как мало хорошего выпало на твою долю?
Лариса хорошо помнила последствия такого бунта в изгнавшем ее пансионате, но сейчас ей вновь хотелось… Нет, не бунтовать и не требовать, а просто попробовать… Попробовать остаться в клубе до тех пор, пока время будет это позволять, а потом обнаружить свое присутствие перед Виталием и вернуться на лайнер в такси вместе с ним. И может быть, даже разговориться по дороге.
Прошло полчаса, в течение которых Лариса просидела на табурете в баре, пытаясь не уснуть, и, потягивая из бокала минеральную воду, следила