Он вспомнил этот разговор несколько лет спустя, и с сожалением подумал о том, что зря не воспринял тогда всерьез слова Матильды.
– Что умного может сказать древняя старуха, которая ничего не смыслит в современных технологиях? – подумал он тогда. – Она просто бредит. Если ей хочется, пусть называет интернет паутиной и сравнивает людей с мухами. Я не стану возражать и вступать в спор, чтобы не началось извержение Везувия. Матильда – взрывоопасный человек, но отказываться от общения с ней я не могу, потому что она – мой педагог, а по совместительству еще и борец с безграмотностью. И пусть говорят, что быть грамотным сегодня – немодно, пусть называют грамотность – пережитком прошлого, я останусь при своем мнении: современный человек должен грамотно писать и говорить!
Матильда для меня – великая ценность. Реликвия! Мне пришлось приложить немало сил, чтобы найти такого замечательного учителя, и я не собираюсь отказываться от ее помощи. А раз так, мне нужно внимательно слушать все ее странные высказывания и не возражать. За время нашего общения я понял, что Матильду лучше не раздражать.
Матильда
Мария Львовна Оболенская не подозревала о том, что Павел Гринев зовет ее Матильдой. Раз в неделю она принимала у себя милого мальчика, которому в ту пору исполнилось двадцать пять лет. Для Марии Львовны он был мальчиком, ведь ей шел уже восемьдесят второй год. Почему она согласилась заниматься с Гриневым, было непонятно даже ей самой. Поначалу Мария Львовна пыталась найти ответ, а потом решила считать Павла подарком судьбы. Занимаясь с ним, Мария Львовна умножала череду добрых дел, которые ей предназначалось сделать.
Павел был прилежным учеником, горел желанием проникнуть в тайные глубины русской грамматики. Они не только повторяли правила, но еще и занимались исследованиями: разбирали древнерусские письмена, выстраивали диаграммы, по которым можно было проследить, какие изменения произошли в языке, и как он трансформировался за несколько столетий.
Благодаря Павлу, Оболенская наконец-то занялась той работой, к которой никак не решалась подступиться. Если бы не Павел, она бы вряд ли подняла гигантский пласт информации, который они с легкостью сдвинули вместе.
В доме Марии Львовны хранились берестяные грамоты тринадцатого века, которые она давно хотела расшифровать, но по каким-то непонятным причинам все откладывала и откладывала эту работу. Наконец, она решила показать грамоты Павлу. Он долго смотрел на сплошной текст, написанный на бересте, а потом воскликнул:
– Эврика! Я понял, чего здесь не хватает!
– Ну, и чего же здесь не хватает? – Мария Львовна посмотрела на него с любопытством.
– Пробелов, промежутков между словами! – ответил он. Схватил лист бумаги, переписал старинный текст по-своему,