Так бы поступил обожатель античной Венеры.
Но она, сперва изумленная, заставила его подняться, рассмеявшись над этим экстазом художника.
Этот смех вернул Паоло с небес на землю.
– Ты была для меня богиней! – прошептал он. – Зачем нужно было разрушать иллюзию и вновь становиться женщиной?
– Затем, – промолвила она, – что мне вовсе не нужны все эти почтительные обожания поэта; мне больше нравится страстная нежность мужчины.
Статуя закрылась покрывалом.
Он был опьянен этим зрелищем.
– Давайте-ка, господин поэт, – сказала она, – возвращайтесь к реальности. Ваши одеяла еще влажные; их нужно высушить, для чего нам потребуется огонь.
Он подчинился машинально; перед глазами все еще стояло видение, исчезнувшее под складками материи. Но то были лишь сожаления творца, так как, завернутая в платье, маркиза выглядела еще более соблазнительной, а вид ее обнаженной ножки, выглядывавшей из-под юбки, пробуждал в нем уснувшего любовника.
Вот о чем он думал, раздувая огонь, который быстро воспылал, испуская клубы дыма.
– Боже мой, – заметила маркиза, – от этого чертова огня мы здесь задохнемся.
– Ложись рядом со мной; сейчас дым поднимется. Воздух-то до нас откуда-то доходит; откуда идет – туда же и уйдет.
Действительно, когда огонь разгорелся как следует, то стал более чистым; что до дыма, то он исчезал через имевшиеся в горной породе трещины.
– Гляжу я на костер, – промолвила маркиза, – и кажется мне, что сейчас зима, и сидим мы у избушки какого-нибудь рыбака или лесоруба.
– Я тоже об этом подумал, – улыбнулся Паоло.
Долго они так сидели: он – положив голову на колени молодой женщине; она – сделав для него на коленях подушку из своих рук.
Затем Паоло проводил Луизу к ложу, которое, казалось, дожидалось их в углу грота, и, утомленные, они практически моментально уснули.
Проснулись они бодрыми и веселыми и несколько минут предавались тем свежим и радостным утренним шалостям, которые случаются у молодых любовников.
Она походила на горлицу, донимаемую молодым ястребом.
Затем в голову Паоло пришла одна мысль и, сплавав на бриг, он вернулся с длинной проволокой; он уже легко находил проход повсюду и ориентировался под водой не хуже, чем на земле. Матросы никогда не уходят в плавание без проволоки – она позволяет им в море не оставаться без любимого матлота.
По возвращении Паоло покопался в песке и вскоре уже имел в своем распоряжении несколько червей, на которых так падки рыбы.
Наживив червяка на проволоку, он забросил ее в воду, так далеко под скалы, как только смог: он решил, что рыбы там будет в избытке, и не ошибся в своих предположениях.
Уже через пять минут на крючок попалась чудесная дорада, весившая не менее фунта.
На то, чтобы убить рыбину и счистить с нее чешую, у юноши ушло еще с полминуты.