Мальчик недоверчиво поднял на него глаза.
– Надо выполнять волю отца. Сиди и жди, я буду сидеть рядом с тобой, я твой учитель, я… – И он снова закашлялся. Поднял с земли свой мешок, схватил зубами за конец веревки, которой тот был завязан, рукою рванул за другой конец. Из мешка вывалились тыквенная баклажка для воды, нож, несколько медных дебенов, каменная миска для похлебки – весь скарб учителя мудрости. Ти поднял сухую тыкву, вытащил зубами деревянную пробку и поднес баклажку к губам. Отпив порядочно, судя по жадному движению кадыка, он продолжил:
– Да, да, Мериптах, мы останемся здесь. Будем сидеть, сколько надо. На вот, глотни. Это специальное питье, я всегда ношу его с собой.
Мальчик осторожно взял в руки тыкву. Облизал сухие губы. Пить ему хотелось очень. В обычное время, шныряя по двору, он по десять раз за день заглядывал под пальмовые навесы, что возле кухни, и выдувал по целому кувшину охлажденного молока или колодезной воды. Сегодня все утро ему было не до питья и он много скопил жажды. Мальчик благодарно отхлебнул учительского напитка. Он был теплый, пахучий, вязковатый, ничуть не похожий ни на молоко, ни на пиво. Он почти не освежал рот, приходилось отхлебывать и отхлебывать. Пока на дне не заплескались мелкие остатки. Мальчик с виноватой улыбкой вернул учителю почти пустую тыквенную флягу. Тот поощрительно похлопал его по плечу и сел рядом.
– Будем ждать, будем ждать, Мериптах, что нам остается, если таков приказ твоего отца. Отца надо слушаться беспрекословно, это величайшая добродетель настоящего египетского дома. Ты египетский почтительный сын, ты почитаешь отца, хотя он и служит нечистому варвару.
– Мерипта-ах!
Мальчик открыл глаза, закрытые тихой, убаюкивающей речью учителя.
– Мерипта-ах!
Голос был незнакомый, и главное, было непонятно, откуда он идет. Мальчик вертел головой, вертел головой учитель. Первым сообразил ученик – рогожа! Его имя произносит глухим голосом рогожа, закрывающая вход в подземный лаз. Мальчик стремительно подполз на четвереньках к этой рогоже и отвел в сторону. И увидел не глухую темноту, но призрачно освещенную желтоватым светом масляного светильника трубу с неровными стенами. И в конце этой норы он увидел отца. Князь Бакенсети заглядывал в трубу с той стороны и подзывал к себе сына мановением руки.
– Мерипта-ах! – донесся странный, сильно искаженный подземным эхом голос. – Иди ко мне, Мериптах!
Не раздумывая ни мгновения, мальчик, как был на четвереньках, так и кинулся на этот зов. Но почувствовал, что его держат за ногу. Учитель отчаянно вцепился единственной рукою в лодыжку ученика, шипя при этом:
– Не надо, не надо, Мериптах!
Мальчик дернул ногу, калека держал крепко, дернул еще раз и опять не вырвался. Учитель вцепился так, словно удерживал самое важное в своей жизни. Сипел, ныл, скрипел зубами. Мальчик рвался к отцу, обдирая колени о сухую, жесткую землю. Так продолжалось до тех пор, пока свет на том конце лаза не погас. Князь Бакенсети исчез. Но произнесенный приказ остался светить