Гист задавал мальчику простые вопросы самым дружелюбным тоном:
– Любит ли Мериптах царя Апопа?
– Да.
– Мечтает ли он отправиться в Аварис?
– Да.
– Готов ли он стать воином непобедимого царского войска?
Мериптах отвечал быстро, не раздумывая, но вместо ясности и спокойствия, что должны были поселиться в его сердце после блестящей сдачи этого незамысловатого экзамена, в груди начала зарождаться какая-то душевная тошнота. Он вспомнил себя стоящим перед дядей Аменемхетом, когда тот произносил страшные хулы в адрес Авариса и Апопа. И ему вдруг стало казаться, что этот молчаливый офицер, в сторону которого страшно смотреть, видит, что каждый ответ заключает в себе червоточину. Особого рода тоска облизывала змеиным языком сознание мальчика. Он поглядел на отца в надежде на поддержку. Князь Бакенсети был растерян, пытался это скрыть, и у него это получалось плохо. Крепкие пальцы массировали подлокотники, ноздри раздувались, нижняя челюсть ездила из стороны в сторону. Тнефахт тоже ничего не понимал, он медленно скреб одутловатую щеку, глаза глупо блестели. Княгиня Аа-мес присутствовала в беседе лишь в качестве прекрасного, безмятежно улыбающегося барельефа. Можно было подумать, что она не просто не понимает ничего в происходящем, но и не желает понимать. О, если бы можно было приблизиться к ней, взять за руку и прижаться щекой к этой руке. Однажды такое было, в прошлом году, и мальчик навсегда запомнил ощущение блаженства, что дарили ему прикасающиеся ко лбу и к шее пальцы.
– Ты можешь идти, Мериптах, к своему учителю, если только он еще не лег спать, – сказал Гист, приветливо улыбаясь.
Посмотреть или не посмотреть, думал Мериптах про незнакомого гиксоса, отступая спиной к двери. Так и не посмотрел.
После его ухода начался пир. Столичные гости, сопровождаемые хозяевами, перешли в соседнюю залу, где все уже было готово благодаря стараниям Хуфхора. Ничего похожего на общий стол традиция египетской трапезы не предполагала. Пирующие устраивались по двое, по трое на подушках, там, где им показалось удобным. Непрерывно снующие служанки обносили их угощениями и напитками.
Правящая чета воссела на самую высокую гору подушек. Меж супругами поместили большое золотое блюдо, с которого они, согласно старинному правилу, должны были угощаться по очереди. Бакенсети не хотелось есть из-за сегодняшних переживаний, и вообще ему хотелось сидеть не там, где предписывали правила, но с гостями. Ему казалось, что он не договорил с ними, не услышал от них самое важное.
Мегила и Гист сидели неподалеку в обществе Тнефахта. Он в соответствии со своим чином должен был развлекать гостей. Их беседу вряд ли можно было назвать оживленной. Начальник гарнизона молчал, видимо, полностью