Очнулся я посреди ночи где-то на пустыре, рядом с наполовину выкопанной могилой, которую, очевидно, копали для меня. Но то ли испугались того, что я очнулся и застонал, то ли их спугнуло что-то ещё, но могилу мои гробовщики не докопали. Брошенная лопата валялась тут же, и я был благодарен моим могильщикам уже за то, что они хотя бы меня не добили. Голова раскалывалась, лицо было всё в струпьях из запекшейся крови. Собравшись с силами, я пополз на шум шоссе, который доносился откуда-то издалека. Я старался ползти как можно быстрее, так как боялся, что мои могильщики могут вернуться и завершить то, что не доделали.
Пока я полз, думал о том, что никакого министерства Счастья на самом деле нет, и всё это мне приснилось, пока я лежал с пробитой кем-то головой на пустыре. Тогда кто же пробил мне голову?.. Я ничего не помнил и полагал, что припомню это позже. Впрочем, засунув руку в карман, я обнаружил в нём метафизические конфеты. Это означало, что мне ничего не приснилось, и всё было в реальности.
Где-то через час я выполз к обочине шоссе и попытался подняться на ноги, чтобы проголосовать. Выпрямиться в полный рост не удалось из-за головокружения и слабости, поэтому я голосовал, стоя на четвереньках.
Уже через пару минут возле меня остановилась дорогая спортивная машина, и какой-то паренёк, выйдя из неё, подбежал ко мне. Он всё понял и без моих слов, и как только парень на руках занёс меня в свой автомобиль, я снова отключился.
Очнулся я в какой-то комнате с высокими сводчатыми потолками, напоминающую залу готического замка. Я лежал на огромной круглой кровати под роскошным балдахином. Простыни были дорогими и шёлковыми, а моя голова больше не болела, перевязанная чистыми бинтами. Это означало, что я не в больнице, а в каком-то частном доме, где мне оказали первую помощь, и моя жизнь, по-видимому, больше вне опасности. Мне даже показалось, что теперь я могу встать и ходить, но для начала я решил оглядеть комнату. Она была убрана с большим богатством и вкусом и служила, очевидно, спальней. На полу лежал дорогой персидский ковёр, а стены украшали изящные хрустальные светильники. Высокие окна были зашторены изысканной драпировкой, на столике в шикарной персидской вазе стоял букет из восхитительных живых цветов. Я уловил их тонкий аромат, а затем услышал звук приближающихся шагов. Через минуту дверь открылась, и в комнату вошёл тот самый юноша, что подобрал меня на дороге.
Он был мал ростом, но хорошо сложен и очень красив. Всё в его лице и фигуре навевало мысль о том, что он, как это поётся в одной из песен Фредди Меркьюри, «мэйд ин хэвен», то есть сделан в раю. Его безукоризненное лицо обрамляли густые чёрные кудри, а на лице играла та загадочная и постоянная улыбка, которую искусствоведы обычно называют архаической. Это была улыбка счастья, идущего изнутри, счастья, в котором жили когда-то древние люди, и которое мы утратили в современности.
Парень поклонился мне и представился