Впрочем, это маловероятно.
Вряд ли московские генералы стали бы в ходе своих политических интриг валить питерскую пирамиду, которую они фактически – через Шрама – контролировали. Тем более что многие имели от этого контроля неплохой навар. Нет, тут чья-то другая рука. Уверенная, расчетливая, умелая.
Без Сержанта не обойтись. Шрам сейчас почему-то уверовал, что только Сержант разберется с его даже самым сильным и изворотливым противником. Как было уже не раз. И теперь, когда ему сообщили из Канады, что Сержант нашелся, Шрам воспрял духом, опять понадеявшись на скорейшее разрешение всех возникших проблем.
Единственный человек, которому Шрам доверял щекотливые вопросы, это был Моня, который обязан был ему не только высоким положением в выстроенной криминальной пирамиде Петербурга, но еще и жизнью.
Самое страшное для вора – это разборка, или «правилка», где присутствуют только свои и перед перед которой равны все. Поклялся однажды служить воровскому закону, то будь добр топай по нему без колебания, а уж если оступился, так знай, что ожидает тебя строгий воровской суд чести, который не знает снисхождения. Это не судья в черной мантии, которому можно скормить туфту, и уж тем более не присяжные заседатели, столь падкие на жалость. «Правилка» – это прежние твои подельники, соседи по шконке, воровская семья, знающие тебя лучше всякого родителя. Вранья воровская масть не прощает и уж тем более не выносит увиливания – задали вопрос, так будь добр отвечать на него достойно, так как есть.
А уж если грешен, так наказание ожидает самое суровое.
Монин Гриша, угодивший на чалку за разбой, считался на зоне правильным пацаном. Держался своего круга, блатных, с мужиками был ровен, опущенных без надобности не обижал, так и дотянул бы до конца срока без особых приключений, если бы однажды к нему не пожаловала Марина, с которой на воле он сожительствовал последние полгода.
Кум в обмен на длительное свидание попросил ему поведать о том, кто же стоял на шухере в час ограбления, пообещав, что эта тайна останется между ними. Видно, в этот момент святой, покровительствующий ворам, смежил веки, и Гриша выложил все без утайки.
Разве не знал он истины, что верить ментам нельзя, – еще через месяц Пузыря повязали, а через три они встретились на одной из пересылок: тот направлялся на чалку, а Монина вызвали на доследование.
Пузырь встретил бывшего подельника как родного и в разговоре удивился тому, что каким-то образом ментам удалось докопаться до деталей случившегося ограбления. Гриша Моня сочувственно покачивал головой, но каждый вечер долго не мог уснуть, ожидая воровской «правилки».