Он протянул мне руку, и я с чувством пожал ее. На глазах у меня выступили слезы. Моя нервная система стала ни к черту.
Хорошо, когда друзья это понимают.
За дружбу мы и выпили.
Порешили, что я вернусь на старое место, расскажу боссу о всех перипетиях последних часов, а также буду держать Валеру в курсе всех событий.
– У тебя свой интерес? – спросил я.
– Не упрощай нашу дружбу, – сказал он, и я понял, что это вовсе не высокопарные слова.
Переночевал я у Валерки. Они снимали однокомнатную квартиру в Солнцеве. С его женой Верой я был знаком с училищных времен. Черноокая, ласковая, как котенок, она просияла улыбкой, когда мы появились за полночь, повисла у Валерки на шее, чмокнула меня в щеку и потащила за стол.
– Мы трезвые и голодные, – объявил с порога Валерка.
И Вера мгновенно соорудила ужин, мы выпили бутылку „Каберне“, вспомнили училищные годы и улеглись спать. Засыпая, я тихо позавидовал семейному счастью друга, красавице жене, губки которой, казалось, все время сложены для поцелуя.
Утром я отправился в „Империю“. Накануне была оттепель, ночью же мороз прихватил снежную кашу, и теперь ледяные бугры с треском рушились под моими ногами. Я шел к боссу и понимал, что все глубже засовываю свою голову в пасть неведомому животному.
У входа маячили мальчики в коротких пальто. Они проводили меня заинтересованными взглядами, и тут же я услышал, как один из них по радиостанции доложил:
– Резвый в офисе!
Я глянул на свое отражение в медной табличке на стене, оно меня вполне устроило. В холле меня задержал охранник, но, узнав, равнодушно махнул рукой – „проходи“.
И вновь за спиной я услышал приглушенный голос:
– Резвый поднимается наверх!
Наверное, уважаемый читатель, ты вспомнил бессмертные кадры, как штандартенфюрер СС Штирлиц шел коридорами Главупра имперской безопасности прямо к папе Мюллеру. Именно об этом вспомнил и я.
На третьем этаже мне преградили дорогу два амбала. Здесь коридор разветвлялся, в конце его промелькнул человек с заклеенной переносицей. Он развернулся на полном ходу, будто позабыл весьма важную штуковину и поторопился возвратиться. Этот человек не то что встревожил меня, но вселил в душу неудобство: он показался мне знакомым. Но я тут же забыл о нем, потому что из-за спин охранников выглянул жердеобразный мужчинка – вихляющийся секретарь из приемной.
– Нельзя! – закричал он пронзительно, будто я собирался совершить тягчайшее преступление. – Без вызова ни в коем случае нельзя!
Дурачок сыграл свою жалкую роль. На самом деле, меня пристально сопровождали и с нетерпением ждали.
Через четыре с половиной минуты меня подтолкнули в кабинет Вячеслава Викторовича.
Седой джентльмен с интересом глянул на меня и спросил:
– Ты на кого работаешь, нахаленок?
– На себя, – ответил я туманно.
– Рассказывай, что натворил…
– Бил стекла