Ее взор сразу упал, как только она встретилась с ним глазами. Причиной тому была защита, или страх, или, возможно, обаяние. Он привык ко всему. И это его не интересовало.
Эта женщина, непримечательная во всех отношениях, если не считать ее позы – почти агрессивно неподвижной, – напомнила ему вынутую из ножен шпагу.
При мысли об этом принц слабо улыбнулся. Он понял, что улыбка получилась неприятной, когда обе женщины чуть вздрогнули.
– Я хотела бы представить вам миссис Элайзу Фонтейн, милорд.
Миссис Фонтейн сделала изящный реверанс.
– Можете оставить нас, – сказал принц миссис Уинтроп, даже не взглянув на нее.
Миссис Уинтроп бросилась прочь, как кролик, выпущенный из силков.
Взгляд миссис Фонтейн снова поднялся, как у человека, с трудом взбирающегося по склону утеса, дрогнул, но удержался на месте.
Элайзе понадобилась вся ее сила духа, чтобы не опустить голову после бегства миссис Уинтроп.
– Прошу вас, садитесь, миссис Фонтейн.
Она замерла. Его родной французский следовал по пятам за согласными и превращал гласные в ласку. Элайза почти воочию увидела сильный и бесконечный всплеск фонтанных [2] струй, когда он произносил ее имя.
– Миссис Фонтейн? Неужели миссис Уинтроп привела ко мне претендентку на работу в моем доме, которая не говорит по-английски?
Тон принца был полон стали, прикрытой шелком, однако он был утонченно вежлив. Элайза могла с легкостью представить себе, как таким же тоном он отдает приказание обезглавить того, кто привел к нему столь глупую и немую претендентку.
– Прошу простить меня, лорд Ла Вей. Я знаю, что значит «садитесь».
Элайза попыталась изобразить на лице улыбку. Она знала, что в ней есть обаяние, которое, правда, слегка заржавело от долгого неупотребления, учитывая, что она спрятала его подальше после того, как с нею приключилась беда.
– Так будьте любезны продемонстрировать мне это свое знание, – произнес он.
Принц жестом указал на стул, обитый бархатом шоколадного цвета. Возможно, и сама она для принца что-то вроде стула, несмотря на исходящие от него чары. Элайза почувствовала себя абсолютно обессиленной, хотя, возможно, это и к лучшему.
Элайза осторожно и, надеялась она, грациозно села на самый край стула, чтобы, если возникнет необходимость, тут же сорваться с места, и сложила руки на коленях.
Боже!.. Стул оказался таким мягким. Он бережно и почти сладострастно прижался к ее ягодицам. Высокая, веером расширяющаяся кверху спинка манила к себе, как руки любовника. Ее прежняя жизнь, в каком направлении ни посмотри, показалась такой узкой и усыпанной шипами, что охватившая Элайзу расслабленность настолько поразила ее, что едва не выбила из колеи.
Элайза робко сдвинулась на дюйм глубже, когда лорд Ла Вей сам медленно уселся на