Увидев, что я возвращаюсь без старика, папа взял инициативу в свои руки. Первым делом он освободился, выломав из перегородки широкую доску, вторым делом послал меня зачем-то выкапывать и отмывать жестяные банки от нашей протухшей тушенки, третье дело поручил Мыши… Он лазил на чердак и в сарай, собирая подручные материалы, резал жесть и паял нагретым на примусе медным паяльником. Мышь пришивала к тулье Петиной фуражки занавеску из тряпки, а я, как говорится, подносил патроны. Пчелы беспокойно клубились, но улетать, кажется, не собирались.
В итоге у Мыши получилась закрывающая всю голову маска с вшитым для обзора куском прозрачного пластика от бутылки. А папа нам похвастался чем-то вроде кофейника с гармошкой.
– Это что? – спросил я.
– Дымарь.
– А зачем?
– Для дыма.
– А дым зачем?
– А пчелы с его балдеют, – дурашливым голосом объяснил папа.
В дымарь он погрузил гнилушки, за которыми я бегал в тайгу, и угольки из печки (зачем Гематоген топит с утра? Тепло же). Пшикнул гармошкой – из носика повалил дым.
Мы смотрели в окно, как папа, одетый в ватные штаны и телогрейку старика, с маской на голове, подходит к рою. С полсотни пчел сразу облепили его, но папа, не обращая на них внимания, пшикал и пшикал гармошкой. Там, где дым попадал на бурлящий рой, движение замедлялось и пчелы больше не взлетали.
Потом папа стряхнул рой в мешок с заранее положенным камнем, утопил в ручье и вернулся за вторым. Расправа заняла минуты.
Пришел старик, наблюдавший за нами издалека, и молча лег на свой топчан. Папа собирался прибить на место доску, оторванную от перегородки.
– Не надо. Мало ли что… – выдавил Гематоген.
Доверять ему было опасно. Незаделанная щель в перегородке могла и спасти нас при бегстве, и погубить, если в нее хлынут враги. Впрочем, такие враги, как наши, могли найти себе щель и поменьше. Поэтому чинить перегородку мы не стали, а, наскоро пообедав стариковой тушенкой, начали готовиться к походу.
Из-за Мышкиной астмы нас часто заносило в глухомань. Мы месяцами жили в брошенных деревнях, населенных десятком старух, привыкли готовить на примусе, не боялись ходить пешком, а иногда и ночевать под открытым небом. Это был опыт дачников, а не таежников, но его хватило, чтобы не бояться уйти от неминуемой гибели на возможную. Жалели мы лишь о том, что не можем уйти немедленно.
Гематоген, спеша нас выпроводить, щедро раскрыл сундук с тряпьем. Дотемна мы подгоняли по размеру одежду, сочиняли вещмешки из наволочек и юбок. Хуже всего у нас было с едой, а вернее, без еды. Самодельная тушенка из оленины в увесистых стеклянных банках – фантастически вкусная штука. Но ее не унести много и надо съедать открытую банку в один присест, а то протухнет.