Клиний. Подобный судья и законодатель был бы несравненно лучше.
Афинянин. Между тем он, давая им законы, имел бы в виду не войну, а как раз противоположное.
Клиний. Это правда.
Афинянин. А устроитель государства? Станет ли он устраивать жизнь, обращая больше внимания на внешнюю войну, чем на внутреннюю, называемую междоусобием? Последнее случается время от времени в государствах, хотя всякий очень хотел бы, чтобы междоусобий вовсе не было в его государстве, или, раз уж они возникли, то чтобы они как можно скорее прекратились.
Клиний. Очевидно, устроитель государства будет иметь в виду именно междоусобия.
Афинянин. Что предпочитает всякий: то ли чтобы в случае междоусобия мир был достигнут путем гибели одних и победы других, или же чтобы дружба и мир возникли вследствие примирения, и чтобы все внимание было, таким образом, неизбежно обращено на внешних врагов?
Клиний. Всякому хотелось бы, чтобы с его государством случилось последнее.
Афинянин. Не так ли и законодателю?
Клиний. Как же иначе?
Афинянин. Не правда ли, всякий стал бы устанавливать законы ради наилучшей цели?
Клиний. Без сомнения.
Афинянин. А ведь самое лучшее – это не война, не междоусобия: не дай бог, если в них возникнет нужда; мир же – это всеобщее дружелюбие. И победа государства над самим собой относится, конечно, не к области наилучшего, но к области необходимого. Это все равно, как если бы кто стал считать наилучшим такое состояние тела, когда оно страждет и ему достается в удел врачебное очищение, и не обратил бы внимания на состояние тела, когда оно в этом совсем не нуждается. Точно так же не может стать настоящим государственным человеком тот, кто, имея в виду благополучие всего государства и частных лиц, будет прежде всего и только обращать внимание на внешние войны. Не окажется он и хорошим законодателем, разве только станет устанавливать законы, касающиеся войны, ради мира, а не законы, касающиеся мира, ради военных действий.
Клиний. Кажется, чужеземец, это рассуждение правильно. Однако я удивляюсь, что наши, а также лакедемонские законоположения, столь тщательные, установлены вовсе не ради этого.
Афинянин. Возможно. Но теперь не время нам их сурово оспаривать. Нам должно спокойно задавать им вопросы, так как и мы, и они относимся к этому с величайшей серьезностью. Следите, прошу вас, за моим рассуждением. Возьмем сперва Тиртея, афинянина родом, но приобретшего лакедемонское гражданство. Ведь среди всех он с особенным рвением относится к войне, говоря:
Ни во что не считал бы и не помянул бы я мужа, даже если бы он был самым богатым из людей и обладал многими благами (здесь поэт перечисляет чуть ли не все блага), если только он не будет всегда отличаться в военном деле. Эти стихи, конечно, слышал и ты, Клиний, Мегилл же, я думаю, прямо-таки ими