– Женька, успокойся, а то врач меня к тебе больше не пустит. Да и так скоро выгонят. Я договорился насчёт десяти минут, а пробыл двадцать. И это притом, что я, как уже говорил, никакой не родственник тебе. И не друг даже.
– Ты для меня важнее родственника и друга. Ты спас мне жизнь. А я ведь могла умереть там, на лестнице. Где были мои родственники, мои друзья в тот момент? Только ты и нашёл меня, взял на руки, отнёс в квартиру, вызвал «скорую». Ты ведь со мной по всей лестнице бегал, потому что я не могла назвать номер своей квартиры. Только когда встретились ветераны, возвращавшиеся с салюта, выяснилось, кто я такая. Ты нашёл ключ в моей сумочке, открыл дверь. Голову промыл, перевязку сделал…
– Это моя работа, Женька. Наверное, уже могу в бригаде работать – по крайней мере, медбратом. Скажу одно – видел раны и покруче. Даже роды принимать приходилось – в сочинском поезде.
– Да неужели? Хотя, конечно, разные ситуации бывают. Но, по-любому, тяжело, наверное, было со мной на руках вверх-вниз бегать.
– Тяжело, только не физически, а морально. Ну, сколько в тебе кило? Пятьдесят, не больше. А я сто пятьдесят-сто семьдесят могу поднять. Больше, правда, не пробовал.
– Сева, да ты – Юрий Власов*! А я, дура ушибленная, даже спасибо тебе не сказала – за цветы. Ты ведь мне букет белых тюльпанов принёс. Сколько их там?
– Пятнадцать. На тумбочке, в вазе стоят. Рядом с той корзиной, что из института прислали. Мне нянечка дала стеклянную банку из-под импортных консервов. Скажи родителям, чтобы вазу из дома принесли.
– Обязательно скажу, Сева. А что касается твоего предложения… Знаешь, чем легче добиться женщины, тем легче потом её потерять. Когда человек подходит к делу серьёзно, он не торопится. Ты согласен?
– Женька, наверное, лучше меня никто этого не знает. Такая, для которой всё было легко, год назад ушла из моей жизни. И, ты знаешь, я совсем не жалею об этом.
– Она была твоей женой?
– Да. Я ей тоже делал предложение – в девяносто первом году. И она согласилась мгновенно. Каюсь, тогда я неправильно истолковал эту готовность.
– Неужели мои волосы до сих пор искрятся? Я ведь утром девятого мая вымыла голову французским шампунем. А сейчас какое число?
– Шестнадцатое. Уже неделя прошла.
– А волосы всё искрятся? И под бинтами?
– И под бинтами. Между прочим, твои глаза тоже интересного цвета. Я бы назвал их лазоревыми. А тогда, на лестнице, показались тёмными. Да ещё тушь потекла, тени расплылись. Я сначала прямо к плитке прирос. Думал, что это синяки. Испугался перелома основания черепа. Он называется «синдром очков». Но Бог миловал…
– Сева, а у твоей жены глаза были какого цвета?
– Голубые.
– Она была красивая? Наверное, лучше меня.
– Это с какой стороны посмотреть. Её внешность была безупречна, все