– У пациентки проблемы с речью. Возможно, что и провалы в памяти тоже, – пояснил врач. – Но все вернется. Память возвращается постепенно, фрагментами. Со временем все восстановится.
– Что она сказала? – спросил главный. Куртка распахнулась, показался живот, нависающий над ремнем брюк. Доктор увидел пистолет в кобуре на груди полицейского. Теперь он вспомнил. Конрад Валигура, начальник Гданьского управления полиции. Он видел его несколько раз по телевизору. В форме начальник управления выглядел намного респектабельнее. – Она назвала фамилию преступника? – Вопрос прозвучал как приказ.
Врач вынул из кармана помятый листок и прочел:
– Люция Ланге, если я правильно понял. Вам говорит что-то это имя? Еще она сказала что-то о револьвере или, скорее, о барабане револьвера.
– Спасибо, доктор. – Инспектор Валигура слегка качнул головой. Фамилию подозреваемой он записал в блокноте. – Вы постарались.
Доктор взглянул на не слишком чистые кроссовки полицейского, но промолчал, хотя в реанимацию был запрещен вход без бахил.
– Лучше, если с ней будет разговаривать один и тот же человек, – подчеркнул врач.
Он вернулся в отделение и нашел в списке номер дежурного невролога.
– Необходимо осмотреть пациентку с огнестрельным ранением. Мы вывели ее из комы, речь нарушена. Мне кажется, что это связано не только с интубационной трубкой. Правый уголок губ опущен. Спасибо, коллега.
Он положил трубку. Только сейчас почувствовал, насколько устал. Его дежурство должно было закончиться еще одиннадцать часов назад. Сначала он оперировал, эту женщину с трудом спасли. Сейчас напряжение потихоньку уходило, а он едва держался на ногах.
Неделей раньше
Не я бью – верба бьет. Через неделю Велик День…
Cемь деревянных посылочных ящиков, обклеенных штрих-кодами британской почты, стояли на беленом полу. Спереди они были покрыты тонким слоем снега, который моментально таял в теплом помещении и превращался в грязную лужу. Саша Залусская разрезала защитную пленку, потом долго срывала ее и засовывала в мусорный пакет. Наконец появились корявые буквы, написанные детской рукой по-английски: «Книги», «Одежда», «Стекло», «Странные вещи – Каро», «Бумаги мамы», «Люстра». Саша закурила, уселась на полу по-турецки и подумала о том, что эти коробки очень похожи на забытые в спешке прежним жильцом, а ведь все это было ее имущество. «Старею, – подумала она, – начинаю обрастать хламом».
Еще десять лет назад она могла уложить все в багажник «Вольво-740». Потом бывало, что все ее вещи помещались в одном кожаном рюкзаке или их могла заменить кредитная карта в кармане. А сейчас ей тридцать шесть лет, и у нее семь небольших контейнеров, набитых до краев. А сколько еще коробок осталось в Шеффилде? Подписанных, тщательно обернутых пленкой. Перед самым отъездом она решила, что не будет перевозить их в Польшу. С таким количеством вещей убегать было трудно.
Ключи