Гиоргос бережно уложил дочери на плечи туго заплетенные косы, и с любовью смотрел, как они скользнули вниз двумя шелковистыми ручейками. – «Не плачь. Как бы там ни было, это твой первый колешник, и такое событие надо отметить!» – пошутил отец, пододвигая к ней поближе вкусно пахнущий лаваш и её любимую бастурму с зеленью. Маринэ послушно взяла протянутую рюмку, на дне которой плескался калёным прибалтийским янтарём знаменитый грузинский «Греми», и выпила, не чувствуя вкуса.
Никогда отец не предлагал ей коньяк, ей всего двенадцать, ей дозволена только минералка, а по праздникам бокал разбавленного мукузани[1]. Никогда не предлагал, а сейчас налил вторую рюмку (правда, на донышке, самую капельку), в которой янтарно светилась тягучая душистая влага, приятно ласкающая горло, согревающая его мягким бархатным теплом, стекающая горячей струйкой прямо в сердце… Волшебная капля, от которой внутри становится солнечно-жарко, как в Леселидзе, у бабушки Этери. Отец забыл, что ей через три часа на тренировку…
Маринэ хотела ему об этом напомнить, но промолчала: возражать отцу было не принято. Выпила одним глотком коньяк и, равнодушно взглянув на бастурму, ушла к себе. Подаренные ей «трудоголичкой» полтора часа (сдвоенный урок) она пролежала на диване, уткнувшись лицом в жёсткую колючую обивку.
Потом вытерла слёзы, поплескала на лицо холодной водой, с тяжёлым вздохом сунула в сумку коньки и отправилась на каток. Вот тогда-то она и заимела свой первый перелом (со смещением, потому что тренерша, как всегда, на неё наорала, а Маринэ, как всегда, поднялась и попыталась катать программу дальше), оказавшийся для ледовой карьеры последним.
Это случится через год. А пока – жизнь идёт своим чередом, уроки сделаны (муторно и с души воротит), телевизор остаётся мечтой (мечта сбывается в воскресенье), гимнастика сделана. Отец установил для неё в прихожей шведскую стенку и повесил гимнастические кольца, просверлив потолок дрелью, и верхние соседи приходили ругаться, потому что им пришлось замазывать дыры цементом. Гиоргос долго извинялся, прикладывая руки к груди и качая головой, после чего с нескрываемой гордостью демонстрировал гостям домашний спортзал.
А когда они, вконец обескураженные неожиданным гостеприимством (пришли ведь со скандалом, а вышло нечто вроде знакомства), собрались уходить, Гиоргос замотал головой «Так дела не делаются, только пришли и уже уходите, хозяина обижаете!» – и «пригыласыл друзэй» в гостиную, где Регина уже накрывала на стол.
На белоснежной, расшитой серебряными цветами скатерти стояли тарелки с закусками – паштет, бастурма, лососина, солёные грузди, маринованные помидоры, патиссоны, корнишоны… Всё это дивно пахло, от кастрюли с горячей картошкой поднимался пар, а над всем этим великолепием возвышались, как средневековые башни над древним городом, армады бутылок