Если бы я пустился вспоминать о самой тюрьме и невероятнейших вещах, которые там происходили, мы с вами засиделись бы до утра. Дартмур был одним из самых странных мест на всем белом свете: посреди огромной пустоши собралось семь или восемь тысяч человек – воинов, а это, как вы понимаете, люди умудренные опытом и бесстрашные. Тюрьму окружала двойная стена и ров, повсюду стояли надзиратели и охрана, но Бог мой, разве можно остановить пленных, если их содержат, будто кроликов в клетке! От нас бежали по двое и десятками, и тогда слышался пушечный залп, на поиски посылали отряд, а мы, оставшиеся, хохотали и приплясывали, крича «Слава императору!», пока надзиратели не наставляли на нас ружья. А еще мы устраивали бунты. Тогда из Плимута являлись пехота и пушки, и мы опять вопили «Слава императору!» – да так, что нас, пожалуй, слышали в самом Париже. Весело было в Дартмуре, и мы старались, чтобы те, кто нас окружает, тоже не скучали.
Надо сказать, что у заключенных были свои суды, где разбирали дела и выносили приговоры. Наказание полагалось за кражу, драку, а особенно – за предательство. Когда я только попал в Дартмур, там сидел некий Менье из Реймса, сообщивший англичанам, что пленные уговорились бежать. Так вот, в ночь побега его из-за какой-то формальности не увели. Он вопил, плакал, катался по земле, но его так и оставили вместе с товарищами, которых он предал. В ту ночь ему вынесли приговор. Это был суд, где прокурор и адвокат говорили шепотом, обвиняемый сидел с кляпом во рту, а судью не видел никто. Утром, когда за Менье пришли с бумагами об освобождении, все, что от него осталось, вы уместили бы на кончике большого пальца. Они были находчивые ребята, эти заключенные, и знали, что делать.
Мы, офицеры, жили в другом крыле, и компания там собралась весьма примечательная. Одежду нашу не конфисковали, так что из всех корпусов, служивших под командованием Виктора, Массена или Нея, не нашлось бы такого, который не имел у нас представителя, а кое-кто сидел в заключении еще с тех пор, как Жюно разбили при Вимейру. Кого только я не встречал – и братьев-гусар, и егерей в зеленом, и драгун в синем, и улан в мундирах с белыми лацканами, вольтижеров и гренадеров, инженеров и артиллеристов. Однако больше всего было флотских, ведь на море англичане одержали над нами верх. Я все в толк не мог взять, как такое возможно, пока не отправился в плавание из Опорто в Плимут. На судне я семь дней лежал пластом. Даже если бы у меня на глазах кто-то похитил полкового орла, я бы и то не шевельнулся. В такой вот разгул стихии Нельсон и одолел нас.
Ворота Дартмура едва за мной закрылись, а я уже начал думать, как выйти обратно, и поверьте, двенадцать лет военной службы научили меня таким хитростям, что план созрел очень быстро.
Прежде всего замечу, что у меня было огромное преимущество – я немного знал английский. Я выучился этому языку накануне осады Данцига у потомка королей, адъютанта О’Брайена из Ирландского легиона. Вскоре я заговорил с легкостью, ведь я все схватываю на лету. Через три месяца