– Да.
Людмила Михайловна стояла пораженная, не зная что сказать. Во тьме ее бледное лицо было удивительно красивым и молодым. Она притянула к себе его голову и тихо поцеловала в лоб.
– Всё. Иди, – прошептала она и отвернулась к окну.
Алексей некоторое время стоял молча с опущенной головой, не способный пошевелиться, словно все произошедшее минуту назад случилось в сладком сне и от малейшего движения сон этот может прерваться. Наконец молчание стало тягостным, и он, будто очнувшись, вплотную приблизился к учительнице, не решаясь прикоснуться к ней.
– Людмила Михайловна, – негромко произнес он, – теперь я уже не смогу жить спокойно.
– Алеша, ну подумай, чего ты хочешь от меня?
– Я вас люблю, слышите, люблю и все. Вы, наверное, в душе смеетесь надо мной, но только не говорите, что некрасиво и пошло в семнадцать лет любить женщину, которая гораздо старше тебя…
Людмила Михайловна ничего не ответила своему ученику. Она подошла к первой парте, села и уронила голову на руки. Алексей остался у окна, чувствуя прилив тяжелого стыда за себя и за эту женщину, которую он, быть может, так ненужно и глупо обидел. Но она встала, пригладила ладонью волосы и сказала с грустной улыбкой, как бы извиняясь:
– Не обращай на меня внимания, Алеша… Давай уйдем отсюда. Я тебе кое-что расскажу.
Они оделись и вышли на улицу. Стояла звездная тихая предновогодняя ночь. Но город не спал. Шумные компании гуляли по украшенным разноцветными огнями улицам. Людмила Михайловна взяла Алексея под руку. Сначала они шли молча. Потом ее лицо просветлело, она развеселилась и заговорила:
– Какая хорошая ночь! А ты знаешь, ночью я становлюсь совершенно иным человеком. Меня тянет говорить и говорить… Хочешь я расскажу тебе маленькую историю? За твою искренность я отплачу тебе тем же.
Я училась еще в техникуме. В летние каникулы я ездила к тетке в деревню. И вот там повстречала человека, за которым даже теперь, через столько лет, я готова пойти хоть на край света. Если бы он только позвал… Я бы бросила всё: и работу, и дом, и покой. Но… ничего этого не будет, потому что он меня никогда не позовет…
Однажды – какое это было чудесное время! – он признался мне в любви, а я, восемнадцатилетняя девчонка, возгордилась, хотела показать свой характер, чуть ли не отвергла его. Нет, в душе я носила огромную радость, а внешне старалась подразнить, помучить, поиграть на его первых и настоящих чувствах. Больше он не говорил мне ни слова о любви. Я же верила, что он скрывал ее в себе и еще больше гордилась.
Каждый вечер мы выходили на проселочную дорогу и гуляли допоздна. Лето приближалось к концу. Ночи становились прохладными и очень звездными. Мы подолгу сидели на крыльце; у меня мерзли пальцы, а он их согревал в своих руках… И так продолжалось до самой осени.
Он увлекался немного Маяковским, а я в то время была без ума от Есенина, стихов которого он почти не знал. И вот, когда он дышал на мои холодные пальцы, я читала ему:
Дай,