Интерпретация этих остатков долгое время оставалась спорной. Когда в 1906 году были извлечены первые остатки, отмечалось явное их сходство (в особенности это касалось металлических изделий) с типично германскими, обнаруженными на севере Центральной Европы; об этом заговорили задолго до того, как была изучена и описана вельбарская культура. Эти находки быстро связали с миграцией готов, известной по историческим источникам, и в эпоху нацизма они нередко приводились в качестве нелепых оправданий территориальных запросов Германии в Восточной Европе. Нацистские бюрократы зашли так далеко, что предлагали переименовать отдельные города на побережье Черного моря в честь героев из числа готов, к примеру, название Теодорихшафен – «гавань Теодориха» (великий правитель готов V и VI веков, см. главу 7) предлагалось для Севастополя в Крыму. В общем, «гипотеза вторжения» применялась к археологическим остаткам с большим энтузиазмом. Металлические изделия такого же типа были обнаружены на побережьях Балтийского и Черного морей, следовательно, одно из племен, живших близ первого, захватило затем южные территории, вытеснив оттуда местное население. Если говорить честно, это объяснение получило подтверждение в записях, касающихся ухода карпов.
Однако, даже если забыть о политике, миграция – это слишком простой ответ на загадки, предлагаемые археологическими находками. Влияние вельбарской культуры на черняховскую очевидно, но вместе с тем в ней много элементов совершенно иного происхождения, а предметы и обычаи можно перенести из одного региона в другой без массового оттока населения в качестве основной движущей силы. Вещи можно продавать, а технологии и привычки – перенимать или даже развивать. Появление черняховской культурной системы, несмотря на очевидное сходство ее с вельбарской, не может, таким образом, само по себе служить доказательством миграции. И как мы видели, это ключевой аргумент противников теории о миграции варваров – они утверждают, что обнаруженных параллелей, существовавших между вельбарскими и черняховскими археологическими остатками, недостаточно для того, чтобы кому-то в голову могла прийти мысль о миграции, в особенности если бы рассказа Иордана о маршруте готов не существовало.
Однако, на мой взгляд, уже одних исторических источников – даже если не брать в расчет Иордана – более чем достаточно, чтобы согласиться с тем, что миграция