– Папку! – потребовал он властно, протянув ко мне свободную руку.
Я улыбнулась. За дурочку меня держит?
– А все-таки вы у меня под каблуком, Михаил Юрьевич, – проговорила я с улыбкой и увидела, как шеф покраснел. Этот оттенок был мне знаком: шеф в тихой ярости.
Хотя, для разъяренного быка он сейчас на удивление тих. Обычно, когда он бывает в таком состоянии, не важно кем доведенный, заказчиками ли, сокращающими срок договора, или подрядчиками, потерявшими материал на крупную сумму, в выражениях он не стесняется, используя не только могучий и великий, но и поминая богов скандинавского эпоса и древней Греции. Телефонная трубка в его руках раскаляется до красна, и в воздухе летают пух и перья. А мои бедные ушки привычно сворачиваются в трубочку.
Сейчас же он молчал, и только вид у него был такой – ща ударит! Этого мне только не хватало! Надо выправлять ситуацию.
– Михаил Юрьевич. Неужели вы думаете, что я такой наивный ребенок, что позволю вам вырвать у меня из рук папку и убежать с ней, не заплатив?
– Что? – взревел мой бывший шеф. – Сорокина, ссс… да ты ж… да я тебя… да что… – он старался, я видела, он сдерживался изо всех сил, чтобы не сказать мне, что он на самом деле обо мне думает и какой меня видит в ультрафиолетовых лучах.
– Вы отдадите мне мои деньги, – я упорно делала акцент на слове «мои», – а когда я сяду в троллейбус, узнаете, где ваша папка.
– Сорокина! – ему становилось плохо прямо на глазах. Я читала на его лице диагноз моей мозговой деятельности, но мне было все равно, мне нужны были гарантии. И я продолжала гнуть свою линию. – Так что отдайте, пожалуйста, мою зарплату, и разойдемся. И не бойтесь, я вас не обману. Никогда этого не делала. Я вообще служила вам верой и правдой, даже терпя от вас унижения и оскорбления, и никогда не сделала ничего такого, за что мне было бы перед вами стыдно.
– Ну да! Ну конечно! И вчерашнее проникновение в опечатанный офис тому подтверждение! – возмущенно вскричал шеф.
– Вчерашнее проникновение – вынужденная мера, ответное действие на ваше заявление. У меня просто не было выбора, вы мне его не оставили, – произнесла я тихо.
Ему не понравилось, что во всем я умело обвинила его, свою вину он признавать не собирался, а мне, если честно, сейчас уже было по барабану. И я также демонстративно протянула руку ладонью вверх, чтобы ему удобней было положить на нее яблоко нашего раздора.
Человек, пребывающий на грани нервного срыва, но упорно пытающийся держать себя в руках в людном месте, скомкал вдруг деньги и швырнул их мне под ноги.
По силе действия это оказалось сравнимо с пощечиной. Из моих глаз мгновенно брызнули слезы. Он оскорбил меня. Я попросила только свое и ни копейки сверху, а он ждет, что я буду ползать по земле и униженно собирать готовые разлететься смятые бумажки?
Через мгновение, взяв себя в руки, я развернулась, и медленно направилась в сторону троллейбусной остановки.
– Ты куда? –