Брюки, благодаря широкому ремню, ужатому сразу на три дырочки, больше не падали, и подполковник Кудрявцев, отступив метров на двадцать, к самой опушке леса (какой лес в густонаселенном микрорайоне Саратова?!), оглядел место локальной катастрофы. Как иначе можно было назвать нагромождение странных развалин – с крышами и без них – будто постриженных гигантской косой каждое на своем уровне. А еще – обломки каких-то машин и механизмов, в одном из которых он с удивлением узнал переднюю половину КАМАЗа, задравшую лобовую часть целой на вид кабины, из которой пытался выбраться рослый мужик в комбинезоне. Чьи-то ноги торчали между кабиной и частью кузова – оттуда, где никаких пассажирских мест конструкцией грузовика не предполагалось.
Рядом в стену такой же, как кудрявцевская, полуквартиры упирались три трубы метрового диаметра, длиной, как прикинул подполковник, в те же пять метров. Нет – в верхней трубе было поменьше – метра три. Из глубины одной из нижних, длинных, доносилось басовитое рычание собаки; точнее собак, поскольку рычание перемежалось более звонким лаем. Оттуда же кто-то истерично бормотал, но Александр не бросился немедленно на подмогу, поскольку ни в лае, ни в рычании никакой агрессии не распознал. Как рычит пес, бросившийся на человека, он знал слишком хорошо; еще лучше он знал, как эту агрессию пресечь. Самым фатальным для агрессора образом.
Перечислять все безобразие, которое Кудрявцев оглядел практически мгновенно, можно было долго. Ему же хватило лишь этих самих мгновений. Затем он неторопливо, примечая каждую мелочь, и откладывая ее в память так же надежно, как в любом другом серьезном задании (а для Александра все задания были серьезными), направился по часовой стрелке вокруг этих Содома и Гоморры. В центре развалин островком надежности и благополучия возвышался сруб – скорее всего бани, из трубы которой лениво вился дымок. В отличие от других строений различной степени разрушения, с крышей и без нее, но не выше трех метров каждое, баня была абсолютно целой, с надстроенным над срубом вторым этажом, обшитым вагонкой и крышей, покрытой металлочерепицей зеленого цвета.
В ее целостности Кудрявцев убедился