Где тогда служил Маяковский? Мы предположили, что в ОГПУ. Кто был его непосредственным начальником? Меер Трилиссер.
Стало быть, Маяковский описал визит к своему гепеушному шефу («хозяину»), который встречал зашедшего к нему в гости подчинённого такими словами:
«Маяковский! / Хорош медведь! –
Пошёл хозяин любезностями медоветь…»
И начальник поэта начал представлять своих гостей:
«А это… / Вы, кажется, знакомы?! –
Со страха к мышам ушедшие в норы,
из-под кровати полезли партнёры.
Усища – / к стёклам ламповым пыльники –
из-под столов пошли собутыльники.
Ползут с-под шкафа чтецы, почитатели.
Весь безлицый парад подсчитать ли?
Идут и идут процессией мирной.
Блестят из бород паутиной квартирной.
Все так и стоят столетья, / как было.
Не бьют – / и не тронулась быта кобыла».
Затем (и, пожалуй, впервые в творчестве Маяковского) появляются насекомые, которые дадут название предпоследней его пьесе:
«С матрацев, / вздымая постельные тряпки,
клопы, приветствуя, подняли лапки».
Зашедшего в гости к шефу Маяковского приветствовали также вожди и кумиры разных эпох:
«Исус, / приподняв / венок тернистый,
любезно кланяется.
Маркс, / впряженный в алую рамку,
и то тащил обывательскую лямку».
В черновиках вместо Маркса стоит Ленин.
И вдруг среди гостей Маяковский замечает:
«Но самое страшное: / по росту, / по коже одеждой, / сама походка моя! – в одном / узнал – / близнецами похожи – себя самого – / сам / я».
И все пьют чай (и не только!):
«Весь самовар рассиялся в лучики –
хочет обнять в самоварные ручки».
Маяковский, расстроенный тем, что чаёвничают всюду, отправляется в Водопьяный переулок, в квартиру, где живёт его любимая, оставившая поэта. Там тоже гости. Все пьяны («в тостах стаканы исчоканы»). Все танцуют («танцы, полами исшарканные»). А с ними танцует и его любимая. Маяковский восклицает:
«Я день, / я год обыденщине предал,
я сам задыхался от этого бреда.
Он / жизнь дымком квартирошным выел.
Звал: / решись / с этажей / в мостовые!».
И тут же добавляет, спрашивая:
«Но где, любимая, / где, моя милая,
где / – в песне – / любви моей изменил я?»
И поэту хочется с криком ворваться в квартиру, где все пьяны и танцуют:
«Скажу: / – Смотри, / даже здесь, дорогая,
стихами громя обыденщины жуть,
имя любимое оберегая,
тебя / в проклятьях моих / обхожу».
Иными словами, Маяковский не хочет мстить, зная, какая кара ему за это мщение угрожает.
Поняв,