А потом, хвостишко лишь поджавши,
Подползёт тихонько под бочочек,
Руки и лицо всё облизавши,
Кинь, Хозяин, со стола кусочек![1]
Немного о книге
Ничего меня в этой жизни так не радовало, как общение с собаками. И с семьёй. И с друзьями. С семьёй, друзьями и собаками. Наверное, так правильнее. Мне очень нравились те люди, кто любил собак. А ещё больше те, у кого они жили. Хотя многие и бессобачные тоже. Это я к тому, что в эту книгу вошли собаки, связанные не только с моей маленькой «ячейкой общества», но и с большой семьёй в целом и с нашими с женой друзьями. Я упоминаю их собак, иногда вскользь, иногда подробнее, не забывая и хозяев. Надеюсь, что читатель простит мне эту слабость. В книге описано подробно или поверхностно много пород собак, с которыми столкнула так или иначе меня жизнь. Я постарался описать их со всеми достоинствами и закидонами – так, как я запомнил и снабдить каждую встреченную животинку её фотографией, если она присутствовала в моём архиве. Качество фотографий не всегда достигает современного уровня, ибо делались они порой на допотопной аппаратуре и в допотопное время, за что тоже прошу прощения, полагая, что лучше так, чем никак.
Вступление
Утром я выхожу в сад и, не успев открыть дверь, вижу радостный оживлённый взгляд лохматого трепетного существа, живущего во дворе нашего деревенского дома, всем своим телом выражающего бурную радость прерывания долгого ожидания; хвост бьётся бравурной кадрилью; нос мгновенно охватывает всё моё тело сверху донизу, убеждаясь, что глаза его не подвели, и мы на мгновение сливаемся в жестком энергичном объятии взаимной любви. Я чувствую его горячее дыхание на своей щеке, ласковое касание шершавого влажного языка, и тёплая нежность растекается по организму от головы до ног: какое счастье!
Несколько лет назад, во время такой же встречи, и пришло решение описать всех собак, сопровождавших меня в этой жизни, их повадки, предпочтения, взаимоотношения с хозяевами и окружающим миром в зависимости от породы и пола, интересные случаи, произошедшие с ними и нами, их попутчиками. Так уж случилось, что мне с очень раннего детства посчастливилось общаться с представителями различных пород, на каждой из которых хотелось бы отдельно остановиться и познакомить с ними любителей этих возможно самых преданных людям в мире животных.
Вместо пролога
Во всём виноват Пушок – маленькая беленькая сибирская лайка, хвостик крендельком, – которую в начале пятидесятых приютила мама, чтобы воспитать во мне любовь к братьям нашим меньшим. Мне было около шести. Но через год родилась сестра Ольга. Пушок залез к ней ночью в детскую кроватку и заснул рядом, свернувшись калачиком. Это решило его судьбу – его немедленно кому-то отдали: мог напугать ребёнка.
Боря. Немецкая овчарка
Нет, во всём виновата тётя Лера, большая любительница собак, судья всесоюзной категории, проводившая всё свободное время в Клубе служебного собаководства, дружившая с известнейшим кинологом того времени, основоположником советского собаководства Мазовером. Она держала у себя громадную чепрачную с серым подпалом, то есть на её спине ярко выделялось чёрное пятно (чепрак – подстилка под седло), овчарку Тайгу, которая даже снималась в одном из советских фильмов пятидесятых в роли волка. Когда я восхищался её игрой, тётя Лера[2] возмущалась: «Не могут собаки играть волков! Они смотрят налево или направо, поворачивая голову, а волк поворачивается всем туловищем!» Но мне, как и многочисленным советским зрителям, это казалось несущественным, если вообще кому-то, кроме меня, что-то казалось. Кто знает, как смотрит волк?
Тётя Лера в двенадцать лет со своими питомцами
Кажется, что это и есть Любовь…
Лера Александровна Данилова (без головного убора) в судейской коллегии выставки служебного собаководства в пятидесятых
А может, всему виной «Буратино» с его пуделем Артемоном, соседская овчарка Гранат или «тёткин» Бор, Боря, если полностью. Тайга родила щенят. Четвёртый муж тёти Леры, писатель Георгий Кублицкий, не выдержал щенячьего нашествия и ушёл к другой, безщенячьей. Одного из щенков Тайги, тоже серого с чепраком, тётя Лера подарила своей тёте, моей двоюродной бабушке, Ксении Михайловне Горбуновой, известному всему миру учёному в области гальванотехники. Его и назвали Борей, или сокращённо Бором.
Я каждое лето проводил на её профессорской даче в Семхозе, под Загорском (ныне Сергиевым Посадом), с удовольствием общаясь с этой умной, прекрасно выдрессированной овчаркой. Он безукоризненно без поводка ходил рядом, сидел и лежал на выдержку в любом указанном месте, и как вершину дрессуры тётя Ксения – так уж у нас в семье повелось, называть многочисленных двоюродных бабушек «тётями» – любила показывать многочисленным гостям цирковой номер. Ему клали на кончик носа кусочек сахара, и Бор сидел, скосив оба глаза к сладкому объекту, пуская слюну, но сахар не