До той поры, пока не прошел слух, что Добрыня уже здесь. Вышел на правый берег Волхова, и уже на Торгу его воины числом до пяти тысяч копий. Молва склонна преувеличивать. Вот уже по мосту Добрыня идет. Сейчас перейдет Волхов – и изойдет кровью Новгород.
Слухи, однако, опять наврали. Дружина Добрыни еще только подходила к мосту через Волхов, когда оружное новгородское ополчение уже встало поперек в готовности. Даже боевые машины подкатили: самострелы большие, снятые со стен. Будто не Добрыня по ту сторону Волхова встал, а какой-нибудь вражий конунг нурманский.
Вышли Добрыня и епископ Иоаким с новгородцами говорить, а те вместо разговора – камнем из самострела.
Промахнулись. Однако ясно дали понять: переговоров не будет. С версту слышно, как на левом берегу орали: «Не дадим отчих богов порушить! В реку христиан и киевлян!»
– Вот и поговорили, – произнес Путята, с тревогой глядя на перекрытый мост. – Что теперь, батько? Силой брать будем?
– Придется, – мрачно проговорил Добрыня.
До последнего надеялся новгородцев вразумить. Все же знали его здесь. И не один год, и не десять. До сей поры умел Добрыня с новгородским норовом управляться.
– На мост – нельзя, не пустят, – заметил Путята. – Не зря они самострелы приволокли и камней такую кучу, что отсюда видать. – Сунемся – так врежут! Мало не покажется!
– Бог нам в помощь! – заявил епископ Иоаким. – С Ним – победим!
Был Иоаким хоть и ромеем, но херсонским, потому по-словенски говорил свободно.
– Так, может, пойдешь, владыка, да и вразумишь язычников? С Божьей-то помощью? – язвительно бросил Путята.
Воевода хоть и принял Христа, но настоящей веры в нем не было. Говорили о нем: и старых богов не забывает. Потому и взял его с собой Добрыня – новгородских кумиров низвергать. После Новгорода не будет у Путяты другой дороги, кроме Христовой.
– И пойду! – воскликнул епископ.
Он и впрямь вознамерился в одиночку новгородцев вразумлять, но Добрыня не пустил:
– Тебя убьют, владыко, и что дальше?
– Я смерти за Веру Истинную не боюсь! – воскликнул епископ.
– Я в этом не сомневаюсь, – сказал Добрыня. – Да только сейчас в тебе гордыня говорит, а не вера.
– Это почему же? – выпятил бороду пастырь.
– А потому, что мнится тебе мучеником за Христа помереть! И помрешь. А кто тогда Новгород крестить будет? Нет уж! Успеешь в Царство Божие попасть. Сначала земной долг свой исполни!
– Так не хотят они креститься! – воскликнул епископ.
– Сегодня не хотят, завтра умолять станут, чтоб ты их в Истинную Веру обратил, – заявил Добрыня. – Это ж новгородцы. Знаю я их. Побуянят и образумятся.
– Ой ли? – усомнился Иоаким.
– А ты не ойкай, владыко! – строго сказал Добрыня. – Сказал, образумятся, значит, так тому и быть. А для ускорения сего мы с воеводой Путятой вразумим их немного.
– Это как же?
– А