– Кошмар!
– Н-да.
– Что же было потом?
– Их посадили?
– Что?! – воскликнула подруга, – С какой стати. Я не могла сказать родителям о том, что со мной произошло.
– Почему?!
– Они живут по принципам – «Главное, что люди скажут» и «Сучка не захочет, кобелек не вскочит».
– И с тех пор ты мужчин не любишь?
– Ну, – задумалась Катя, – Не совсем. С того вечера, я начала их ненавидеть. История имела продолжение. Один из скотов, случайно встретил меня на улице. Узнал и начал шантажировать. Прыщавый урод каждый день встречал меня у школы, и водил на заброшенную стройку. Справлял нужду и отпускал. Так было несколько лет, пока он не исчез. Видимо, этой твари, кроме меня никто не давал, вот он и отрывался, как мог. А для меня было самым главным, чтобы об этом и том кошмаре никто не узнал. Особенно, мать.
– Бедная моя девочка, – нежно сказала Анна, поглаживая подругу по голове, – Сколько тебе пришлось пережить.
– Но, и это еще не все! Ненависть крепла с годами. На каждой работе, начальник пытался меня поиметь. И не потому, что я писаная красавица. Потому, что самцы так самоутверждаются. Подергался и вроде, как мужик. Если начальнику сороковник стукнул, то хана! Кризис среднего возраста!
– Успокойся!
– Да! Те, кто меня в тринадцать лет изнасиловали, были студентами педагогического университета.
– Все! Остынь!
Анна наклонилась к подруге и поцеловала ее, расстегивая молнию на джинсах. Оставшись без одежды, подруги слились в страстном поцелуе.
«Тебе хорошо со мной?» – доводя любовницу до высочайшего возбуждения, спросила Катя. «Да!» – отключаясь от действительности, прошептала та. «Ты его бросишь?» – задала вопрос партнерша, внимательно вглядываясь в лицо подруги. Но, та уже ее не слышала.
Катя умело орудовала фалоимитатором, глядя с отвращением на женщину. «Ну-ну», – зло, ухмыльнувшись, тихо сказала фитнес инструктор.
Глава 5. Зойка
Кристина сидела на уроке и внимательно смотрела в окно, на качающиеся на ветру верхушки позолоченных деревьев. Небо заволокло тучами, которые вскоре пролились мерзким сереньким дождичком.
Учитель по литературе что-то монотонно рассказывал у доски, периодически взмахивая длинными тощими руками. Со стороны казалось, что он разговаривает сам с собой, а не со школьниками. Оглядевшись,