– Все свободны! – объявил Штейнберг и вдруг поманил меня широкой ладонью. Я поднялся со стула и подошел вплотную к начальственному столу. Борис Иосифович откинулся на спинку кресла и несколько секунд презрительно рассматривал меня.
– Ты, Ладыгин, кто – врач? – спросил он наконец с недоверием.
– Имею диплом, – заверил я. – В отделе кадров все зафиксировано.
– Вот именно, врач! – заключил Штейнберг с каким-то странным сожалением. – В отделе кадров ты значишься врачом, правда? Зачем же ты строишь из себя детектива?
– Сотрудничал с органами, Борис Иосифович! – покаянно сказал я.
Он с досадой махнул рукой:
– Брось! Знаю я, как ты сотрудничал! Прежде наломал дров по собственному почину... Послушай, что я тебе скажу... Ты еще молод и многого не понимаешь... Никогда не лезь не в свои дела, понял? Они могут оказаться настолько серьезными, что тебе просто оторвут башку! Это я тебе по-отечески говорю, не обижайся! И ведь не тебе одному оторвут – люди вокруг пострадают, ну?
– Борис Иосифович! Я все понял! – искренне сказал я. – Больше ничего подобного не повторится!
– Ладно, верю... Иди работай! – милостиво сказал Штейнберг, но вдруг снова остановил меня. – Спортсмен? – спросил он одобрительно. – Каким видом занимаешься?
– Скорее бывший, – виновато ответил я. – Бокс, подводное плавание...
– По фигуре видно, – проворчал Борис Иосифович. – А что бывший, это нехорошо. Бросать не следует – форму держать нужно. Энергию дурную сбрасывать... Сейчас столько клубов существует спортивных... В вашем случае я просто настаиваю – займитесь!
– Непременно, Борис Иосифович! – пообещал я с горячностью.
Таким образом, в состоянии эйфории и радужных надежд я переместился в отделение терапии, собираясь сосредоточиться отныне на работе и только на работе. Бесконечные конфликты с Ланским уходили в прошлое. Макаров обещал мне лучезарные перспективы и обширные связи в самых широких кругах.
Однако ожидания не оправдались – ни мои, ни Макарова. Оправдалась пословица, утверждающая, что свинья грязь всегда найдет. Все началось с невинного разговора, случившегося между мной и одним из пациентов терапевтического отделения – полковником МВД в отставке, носящим знаменитую фамилию Чехов. Звали его, правда, Юрием Николаевичем, и на писателя Чехова он был совсем не похож. Он скорее был похож на борца вольного стиля, вышедшего в тираж, – коренастый, плотный, несколько раздавшийся в талии, с мясистым широким лицом, на котором настороженно сверкали прищуренные бесцветные глаза. Страдал он хроническими заболеваниями желудочно-кишечного тракта, не в порядке у него было все – печень, желудок, кишечник и поджелудочная железа, – и, возможно, по этой причине на жизнь смотрел весьма мрачно. Хотя, если верить его собственным признаниям, основания для этого имелись достаточные.
Служил он до недавних пор в московском РУОПе и продолжал бы служить, но, как следовало из рассказов Юрия Николаевича, между ним и руководством