Иногда корабли. Аля Кудряшева

если на подоконник падают

      виноградины и каштаны. Я не войду наверх, я пристроюсь возле, где бирюзовый мед

      обнимает скалы. Губы хватают пряный горячий воздух. Осень, моя возлюбленная,

      стервозна, больше, чем на неделю, не отпускает.

      Господи, кто там лечит и кто там хнычет, чье там движенье крыл ли, шуршанье лап

      ли, кто там дыханье ночи в карманах нычит?

      В море луна замочила подол и нынче хмуро роняет с него золотые капли.

      Плечи алеют смугло и нос лупится, кожу забраковал бы любой сапожник.

      Время смеется, осень рыдает в Битце. Мы в свои двадцать выучились любиться,

      только бояться будем учиться позже. Эти песчинки оспинками на пальцах, ветер

      с открытки – сухо, протяжно, хрипко. Краб из-под камня греет блестящий панцирь.

      Я не люблю английский и просыпаться, и обожаю яблоки, дождь и скрипку.

      Дождь задремал в коляске, смешной и близкий, яблоком круглым мокро ладонь

      наполнить.

      Я ухожу стремительно по-английски, чтобы, проснувшись, что-нибудь всё же

      вспомнить.

      Боже, я не надеюсь – что толку в бреде

      Этой редиски, дурочки, пародистки,

      В этом ее безвыходном danse macabre.

      Но если когда-нибудь всё же меня апгрейдишь,

      То сохрани эти папки на жестком диске.

      Там для тебя оставлена пара кадров.

      Школьный курс

      В.К.

      Вот этот город. Остов его прогнил. Каменный остров оставшихся навсегда.

      Вот фонарей горячечная слюда.

      Вот я иду одна и гашу огни.

      Вот этот город, нужный только одним.

      Вот и вода, идущая по следам.

      Вот этот город. Картиночный до соплей. До постоянных соплей – полгода зима.

      Сказочный, барочный его филей.

      Набитые до оскомин его дома.

      Вот этот город, петровский лаокоон. Не по канонам канувший в никуда.