Аделаида, все держа Марион за руку, взяла под руку Барраса и увлекла его в маленькую гостиную, откуда толпа поспешила выйти. Обожатели госпожи Тальен были столько же скромны, сколько пламенны, и умели удаляться от своего кумира, желавшего говорить наедине с Баррасом. Оркестр, на время умолкнувший, опять принялся за свое дело, и танцы продолжались. В это время Аделаида Тальен говорила директору:
– Как принимают ваших гостей у ворот замка?
– Я… не знаю, – отвечал Баррас, не поняв вопроса.
– Вероятно, не впускают никого без билетов?
– Да, я разослал приглашения всем. Но зачем вы спрашиваете меня об этом?
– Трое моих друзей желают видеть ваш праздник, а вы их не пригласили.
Баррас поднес руку госпожи Тальен к своим губам.
– Разве ваше имя не отворяет все двери? – сказал он.
– Без сомнения, но все-таки надо дать приказания, любезный директор.
Она улыбнулась ему, как женщина, знающая власть своей красоты, но озабоченный Баррас все смотрел на Марион. Она произвела на него странное впечатление, хозяина праздника вдруг охватило какое-то совершенно необъяснимое оцепенение. Однако он сказал:
– Скажите мне имена ваших друзей, и я прикажу.
– Их имена? – повторила Аделаида Тальен, вздрогнув.
– Конечно.
Марион побледнела и сделала судорожное движение, но Аделаида Тальен продолжала улыбаться и отвечала:
– Нет, любезный директор, это невозможно – мои друзья хотят сохранить инкогнито.
Баррас нахмурил брови.
– Это, точно, ваши друзья? – спросил он.
– Конечно.
– Вы мне ручаетесь за них?
Этот вопрос заставил Аделаиду Тальен задрожать в свою очередь.
– Как вы это говорите мне? – прошептала она.
– Я сегодня утром получил безымянную записку, – отвечал Баррас, – в которой меня предупреждали, что меня хотят убить.
– О! – вскричала Аделаида Тальен, и сердце ее сильно забилось.
Но она не имела времени протестовать против этих слов Барраса, потому что в соседней зале раздался большой шум и опять начали аплодировать, точно приехала вторая Аделаида Тальен. Человек, не известный никому, вошел и вызвал всеобщее веселье оригинальностью своего костюма.
III
Новоприбывший был облачен в трико телесного цвета, разрисованное всевозможными аллегорическими фигурами и рисунками. Вместо того, чтобы явиться, как обыкновенное существо, на двух ногах он вошел на четвереньках. Дойдя до середины большой залы, он встал на голову и замер в совершенной неподвижности, продолжавшейся несколько минут. Это-то и возбудило всеобщую веселость.
Это противоестественное положение не позволяло никому узнать его, если бы даже его кто-нибудь и знал, поскольку лицо этого чудака было закрыто рыжими волосами, позволявшими видеть только кончик носа.
Когда он доказал свой талант клоуна, он опять пошел на