– Вас зовут Теодор, я слышал в лавке. А меня – Кристиан.
– Прекрасное имя для достойного юноши, – тепло улыбнулся старик. – Ну а теперь, если у вас еще есть немного времени, пойдемте к тем, кто ждет нас. Нас и этот прекрасный хлеб!
2
«…А посему именем Господа нашего святая церковь и представляющий ее в округе Финстер посланник Святого престола отец Иоахим всем заблудшим дают три дня на покаяние. Не тот грешник, кто раз согрешил, а тот, кто всегда грешит. И не тот еретик, кто единожды усомнился, а тот, кто в сомнениях своих укрепляется волей диавольскою и смуту сеет меж людей. Кто стремится к добродетели и падет, такому надо делать снисхождение, ибо он не стремился ко греху, искусился нечаянно. А кто святой церкви добровольно помогать станет, тот не будет оставлен милостию Божьей. Пусть в течение трех дней придет он в город Шаттенбург, предстанет лично перед отцом Иоахимом и расскажет ему все, что знает, что сделал или видел либо слышал от других о делах, относящихся к нашей святой католической вере. Дабы истина стала известной и виновные были наказаны, а добрые и преданные христиане проявили себя и были вознаграждены, а наша святая католическая вера укреплена и возвышена».
Оливье закончил читать, неторопливо свернул бумагу и сунул ее за пазуху. Потом оглядел собравшихся перед трактиром крестьян. Дюжин пять душ – мужички-работники, бабы, ребятня… Небольшая толпа ничем не отличалась от других, увиденных за утро. И следующие едва ли хоть чем-нибудь будут отличаться от этой. Четыре деревни оповещены, еще четыре на очереди.
Девенпорт смотрел на лица, темные от загара и осунувшиеся от каждодневной работы. Крестьяне прятали глаза, но он и так знал, что в них сейчас скрывалось.
Тревога. Мрачная, угрюмая тревога. Они еще толком не поняли, что прочитал незнакомый всадник, до них еще не вполне дошел смысл произнесенных им слов, а в душах людей уже поднял голову, закопошился на дне рассудка серый и скользкий страх. Они привыкли: любые вести, приезжающие на крепких лошадях под стук притороченных к седлам щитов и тяжкое позвякивание кольчуг, обычно сулят беды, в лучшем случае – новые тяготы. Таких вестей мужику всегда следует бояться. Может, ничего страшного и не случилось вовсе, но он – мужик – лучше согнется заранее: так легче сдержать натиск судьбы, не сломаться под ее гнетом.
«Ну теперь не зевайте, землерои! – мысленно воззвал к ним Девенпорт. – Чешите в город во все лопатки, целуйте в зад отца инквизитора! Доносите, пока не донесли на вас самих!»
Как всякий человек неблагородного происхождения, сумевший выбраться из колеи предначертанного и проложить через великую равнину жизни свою собственную дорогу, Оливье искренне презирал тех, кто безропотно ехал по пути, назначенному им судьбой.
Оторвав взгляд от медленно расходящихся с площади крестьян, француз посмотрел в безоблачное небо. Никак уже к полудню время подходит, а поручение барона выполнено лишь наполовину.
– Эй, гауптман, – позвал из-за спины сиплый голос.
– Капитан,