– Ты действительно уверена, что их писал Алексей? – серьезно спросил Жуков.
– Абсолютно, – кивнула я. – Одною и ты любовался на хуторе.
Но если в первый раз мы наткнулись на икону случайно, то во второй мне ее все-таки показали нарочно. Зачем? Хотели проверить реакцию, чтобы выяснить, знаю ли я, что Стасевич жив? Но тогда в помещении должна была вестись съемка.
– А вдруг там установлена техника, контролирующая кровяное давление, пульс и так далее? – предположил Ромка. – Тогда элементарно проследить за реакцией!
Я пожала плечами:
– После общения с Веллером можно поверить во что угодно!
– Стоп! – сказал Шантер. – А почему мы забываем, что вечер должен был продолжаться? Вас же с Натальей домой отправили раньше, чем предполагалось? Так что, возможно, Чижевский лично, используя профессиональные манипуляции, хотел выведать у тебя необходимую информацию. Наталью же пригласили в летний домик, чтобы туда же направилась ты, а дальше – гипноз, и все нужные сведения у него в кармане! И вы даже не вспомните, что случилось!
– Да какие сведения-то? – остудила я его пыл. – Мои подтверждения, что икону писал Стасевич? Так они и сами об этом знают. И зачем им моя реакция? Какая разница, впервые я вижу икону или нет? В любом случае могу искренне удивиться! И потом: я не искусствовед и имею право не догадываться о том, кто ее написал. Тем более, что Стасевич, по общему убеждению, мертв.
– Да, здесь что-то не так, – вздохнул Ромка. – А, может, им сам Алексей нужен? И они думают, что ты можешь на него вывести?
– А зачем он им? – возразила я. – Портреты свои заказывать?
– По-моему, все гораздо сложнее, – задумчиво произнес Жуков. – Если твой друг Веллер прав и громоздкая, хитроумная комбинация с посещением министерства, приглашением на дачу и выставкой замышлялась в расчете на вас, то речь должна идти о чем-то очень серьезном.
– А, может, попробуем объединить события? – предложил Шантер. – Думаю, икону на хуторе вы увидели не случайно. Ты сама, Зинаида, всегда повторяешь, что случайность – всего лишь непознанная закономерность. Нарочно ли вывел цыган вас к иконе или это была судьба, – неважно, главное, мы узнали, что Алексей жив. Потом оказалось, что иконы нужны и Ферзю. А это – сигнал о том, что о Стасевиче знают многие. А теперь маньяки-ученые хотят его выкрасть. Может, для опытов и экспериментов?
Смелый полет Ромкиной мысли привел нас в восторг. Но, подумав, мы поняли: зерна логики в ней все-таки есть. Тем не менее, впереди замаячил тупик, и нужна была информация, чтобы выбраться из него. Мы ею не располагали. Единственный штрих, который смогла я добавить к общей картине, – это реакция Полторанина на фамилию Чижевский.
– А подробнее он ничего не рассказывал? – спросил Жуков. Я отрицательно покачала головой.
– Что ж, будем ждать, – вздохнул Жуков. – Авось, что-нибудь да проклюнется!
И мы занялись рутиной. Борька