бесчисленных статьях и заметках находил опору для своих аннексионистских стремлений, то, с другой стороны, отклик революции на Западе этой предательской тактикой так называемых социалистов сильно замедлялся. Так или иначе, 9 декабря начались мирные переговоры, и тотчас же делегация Четверного Союза потребовала перерыва для обсуждения предложений российской делегации. Мы, понятно, с нетерпением ожидали ответа делегаций Четверного Союза, и через каждые два часа нас оповещали о том, закончено ли их совещание, и возобновились ли или не возобновились переговоры, а в это время буржуазная и соглашательская печать по всем перекресткам вопила, что в тайных переговорах в Брест-Литовске мы продаем Россию оптом и в розницу.
[49] 12 декабря пришел ответ Четверного Союза, и этот ответ изумил весь мир. Германцы заявили, что они соглашаются на мир без аннексий и контрибуций, что они признают право народов на самоопределение и отказывают в этом праве лишь тем народам, которые были порабощены и ограблены еще до этой войны. Повторяем, заявление делегаций Четверного Союза, с германской делегацией во главе, было вначале предметом всеобщего изумления. Следует помнить, что война началась при таких условиях, когда германские империалисты находили возможным говорить лишь афоризмами Бисмарка
[50] и Клаузевица
[51] о пушках большого диаметра. Когда они кончили эти разговоры демократической формулой мира без аннексий и контрибуций на началах самоопределения народов, то для всех нас было ясно, что это лишь лицемерие; но мы даже не ожидали от них проявления лицемерия, потому что, как сказал один французский писатель, лицемерие является последней данью порока добродетели. И то, что германский империализм счел необходимым принести эту дань демократическим принципам, доказывает, что положение внутри Германии настолько серьезно, что вынуждает германский империализм к попытке подкупить широкие народные массы маской демократических тенденций. Если вы возьмете протоколы, то вы увидите, что нас не обманула эта неожиданность. Мы предупреждали германских империалистов о том, что их попытки придать демократической формуле хищническое практическое истолкование не приведут к положительным результатам. Мы вступили с ними в переговоры с целью добиться большей ясности, и германский империализм должен был проявить себя во всей своей капиталистической наготе. Это прежде всего обнаружилось при обсуждении вопроса о перемене места переговоров.
Тов. Троцкий рассказывает подробности переговоров и выясняет позицию обоих сторон при обсуждении этого вопроса.[52] Затем, он переходит к вопросу об участии в переговорах Украинской Рады.
Мы знали, – говорит он, – о том, что украинская делегация имела целый ряд тайных совещаний с немецкой и австрийской делегациями, и мы заявили украинцам, что мы обязуемся вести все наши переговоры с делегациями Четверного Союза при участии украинской делегации, что мы обязуемся сообщать протоколы