Фима снимал на пленку экскаватор, уже копающий фундамент под новое здание консервного завода, который, как выяснилось, решили восстановить в кратчайшие сроки. Я удивилась, увидев около котлована наших спасателей из Владивостока. На мой вопрос, почему они здесь, ведь Чугунков приказал снять спасателей с восстановительных работ, их старший, средних лет мужчина, кутавшийся в штормовку под моросящим нудным дождем, сплюнул в заполняющийся следом за ковшом экскаватора водой котлован и заворчал раздраженно:
– У него семь пятниц на неделе, у твоего Чугункова. Мы по лесу полазили на горе часа четыре, а потом – всех срочно сюда, на восстановление рыбного завода. А я строителем не нанимался работать! В гробу я это видел – грязь тут месить под дождем, пусть вербуют сезонников, те и построят им все, что хочешь, хоть черта лысого!
Я оставила его у котлована и подошла к Фимке, который только что вылез из ковша экскаватора, куда забрался в поисках наиболее эффектной точки съемки.
– О! Наконец-то я тебя нашел! – нагло заявил Ефим, хватая сразу же меня за руку и таща куда-то в сторону от котлована.
Он впихнул меня в вездеход, стоящий неподалеку, и принялся сразу же тараторить, как сорока.
– Оленька, я все твои просьбы выполнил! – заявил он, слегка озадачив меня множественным числом слова «просьба», я его просила, насколько мне помнится, только об одном – связаться с геофизиками и выяснить у них все, что можно, о причинах цунами и возможности его прогнозирования.
– Ты представляешь, меня там чуть не арестовали! – продолжал Фимка. – Какой-то козел с майорскими погонами и генеральскими замашками. Столкнулся со мной около палатки геофизиков, они катер с «Витязя» ждали, и начал сразу орать – кто я, видите ли, такой, да что я тут делаю, да есть ли у меня допуск в пограничную зону? Хотел мою фотокамеру отобрать, представляешь? Я его чуть не убил на месте, спасибо ему вот, оттащил меня от этого дурака, а то бы я не знаю, что было…
Ефим показал рукой на молчаливого человека, зябко кутавшегося в штормовку, которого я в полумраке тусклого освещения вездехода сначала не заметила. К моему удивлению, им оказался тот самый очкарик, который докладывал на совещании, проводимом Чугунковым сразу после нашего прибытия на остров, и вызвал неудовольствие генерала своими чрезмерно научными речами. Он, как мне показалось, меня тоже узнал.
– Нашли своих японцев в океане? – спросил очкарик, протягивая мне руку. – Моя фамилия Финкельштейн. Самуил Моисеевич Финкельштейн, хотя чаще меня называют Семеном Михайловичем, как Буденного.
– Кого? – переспросила я.
Очкарик