Это всё была не сказка, а присказка.
Ай перекинем мы свой взгляд
да на славный Киев-град,
где сказка только начинается.
Богатырешка венчается
на бабе русской,
наполовину белорусской,
пополам буряткой
и на треть с Молдовы братской.
Хорошая была свадьба, скажу я вам!
И как бы ни чесалась вша по бородам
гостей, да и у князя нашего Вована,
но и тот не нашёл изъяна
на том пиру почёстном.
А в бою потешном, перекрёстном
меж брательничками богатырями
складывались рядами
почему-то простые крестьяне —
то бишь, мы с вами.
Вот так складывались мы и ложились,
а потом вставали и бились
за трон могучий:
ну, кто из нас (Иванов) круче?
А крутым сказался дед Панас:
он два, три слова недобрых припас
и на княжеский трон взобрался;
как сел, так и не сдался
до самых тех пор,
пока князь Вован ни вышел во двор
и богатырей ни покликал.
Богатырешки лики
еле как оторвали от браги
и как вдарят с размаху!
В общем, осталась от Апанасия горка дерьма.
Тут умная мысль в голову князя пришла:
– Надо бы идтить Московию брать,
ведь куда ни глянь во дворе – везде рать!
* * *
Вот тут-то сказка токо-токо начинается.
Значит, богатырешка венчается.
Ай и обвенчаться не успел,
ждёт Алешку нашего удел:
скакать до самого севера —
русичей ложить ой немерено!
Ой намеренно
на святую Русь пойдёт войско, рать
ни за что помирать, ни про что погибать,
в бою кости класть да суровые,
ни за рубь, ни за два – за целковые.
А как свадьба у Алешки кончается,
так и войско, рать собирается.
Это войско, рать
нам на пальчиках считать:
Илья Муромец да крестьянский сын;
Чурило Пленкович с тех краёв чи Крым;
Михаил Потык, он кочевник сам;
Алексей сын Попов хитёр не по годам;
Святогор большой богатырь гора;
а Селянович Микула оротай (плуг, поля);
ну и Добрыня Никитич рода княжеского;
и чтоб за трон не бился, был спроважен он
князем киевским да в Московию:
– Пущай там трон берёт. Вот и пристроим его,
да женим на княжне сугубо здоровой
из Мордовии иль с Ростова!
А Настасья дочь Петровична рыдала —
мужа молодого провожала
Алешу свет Поповича куда-то:
на погибель иль на свадьбу новую к патлатым
русським не побритым мужикам
сытым, пьяным прямо в хлам!
А Алешка, тот тоже рыдает,
на погибель его отправляют
иль на новую сытую свадьбу:
– Там, Настасьюшка,