Дядя Миша уехал, а Боков затосковал.
– Когда заказчик придет? Может, вечером, а мне домой надо… И что тут доделывать? Все ж хорошо. Ну, проводка торчит, розетки надо поставить, так это не наше дело…
– Не наше, – кивнул Валентин.
Бокова можно было понять: у него жена на сносях, не сегодня завтра в роддом надо везти.
– Если тебе надо, езжай домой. А я сам здесь побуду.
Ему торопиться некуда. Дома его никто не ждет. Родители, конечно, любят его, но для них он скорее обуза, нежели желанный гость. Тем более что сестра с ними в одной квартире живет, муж у нее, ребенок. Отношения в большой семье нормальные, но все равно все бы вздохнули с облегчением, если бы Валентин навсегда освободил свою комнату. Во всяком случае, так думал он сам. Потому и пошел на работу, чтобы со временем снять себе комнату и не стеснять родных.
– Ну, спасибо, брат!
Бокова как ветром сдуло, и в гулком от пустоты павильоне остался только Валентин. Зал большой, длинный, с огромными витринными стеклами – на них сейчас фольга, но после ремонта ее снимут, и помещение будет как на ладони. Валентин не был специалистом, чтобы судить, как хорошо будут идти дела у владельца этого павильона, но ему казалось, что будет большой ошибкой разместить здесь ресторан. Торговый центр, суматоха, зал на виду… А если устроить кафе по типу перекусочной, почему бы нет. Озеленить, установить фонтан, создать тишину и уют… Впрочем, ему-то какое дело, как будут идти дела у хозяина этого заведения. Ему бы объект сдать, а там дядя Миша получит окончательный расчет и расплатится с рабочими. Если все будет хорошо, то сумма в карман капнет ощутимая…
Заказчик не шел, а Валентина разморило. Он сел прямо на пол, прислонился спиной к стене. Нет, спать он не будет…
– Хата, подъем!
Пронзительный крик в ухо и сильный удар по ноге он получил одновременно. Спросонья он не понял, где находится, и решил, что утренний подъем застал его под нарами в тюремной хате. Дело привычное, но если его бьют, значит, надо защищаться. Себя в обиду давать он не собирается…
Сначала он подался вперед, не поднимая головы над полом – как будто из-под шконки выбирался. Затем, с уходом в сторону, встал в стойку – кулаки прижал к груди, локти к бокам. И только тогда окончательно проснулся…
Он стоял в боевой стойке в пустынном павильоне, где и сморил его сон. А перед ним возвышался крепкого сложения парень с бритой головой. Грубые черты лица, хищно-презрительный оскал. Двух– или даже трехдневная щетина не ухожена, как у некоторых любителей пивного дела. Черная шелковая рубаха расстегнута на три верхние пуговицы, чтобы хорошо была видна толстая золотая цепь, в паре с которой наблюдался и фрагмент лагерной наколки. На пальцах широкие и массивные золотые печатки, призванные скрыть татуированные перстни, по которым можно было признать в их хозяине бывшего сидельца. Хотя, похоже, он не очень то и пытался скрыть свою арестантскую сущность.
– Эй,