– Убью! – супротивник змеюкой зашипел.
Только тут я понял, кто на меня набросился. Мотнул головой. Из ремней выпростался, смотрю – Свенельд. Вернулся, значит.
– Дурак! – хриплю. – Отпусти! Девку разбудишь… Опять кричать станет… – а у самого в глазах темнеет.
– Ты чего ее облапил? – не унимается варяг. – Думаешь, что если убогая она, так с ней непотребства творить можно?
– Не лапал я ее… – силы меня оставлять стали. – Успокоить хотел… отпусти.
Он на меня взглянул недоверчиво, но с горла руку убрал. Я по стене тряпкой сполз. На четвереньки опустился. Тошнота накатила, вот-вот выворачивать начнет.
Ртом воздух хватаю.
Отдышаться никак не могу.
– Она вороньего грая испугалась, – я головой помотал, чтоб скорее в себя прийти. – А ты дурное подумал…
– Ладно, – Свенельд рукой махнул. – Не разобрался я.
Он нагнулся над спящей Дареной, ладонью по волосам растрепанным нежно провел. Девка что-то забуробила во сне, а потом улыбнулась вдруг. На бок повернулась. Культю под голову подсунула. Спит.
Тут и я в себя пришел. С пола поднялся. Вздохнул глубоко. В нос привычный запах кожи, конского пота и навоза ударил.
Живой…
– Прости, Добрынка, за то, что набросился на тебя, – варяг на меня глаза поднял, а в них веры нет.
Я в ответ головой кивнул.
– Что? – говорю. – Жалко тебе ее?
– Жалко, – тихо ответил Свенельд. – Пускай спит, – он нехотя от Дарены оторвался.
– Пойдем, – говорит. – Мешать ей не будем.
Вышли мы из шорни. Он за собой осторожно дверь прикрыл.
– Ты когда приехал-то? – спросил я, потирая шею.
– Только что. Коня на конюшню завел. Про Дарену спросил, а мне Кветан говорит, мол, с Добрыном она, в шорне. Вот и досталось тебе ни за что, ни про что, – а сам мне в глаза посмотрел.
Пристально так. Точно выпытывая – было чего, или не было?
– Да, удружил мне старшой, – выдержал я его взгляд. – А ты тоже хорош. Так и угробить можно.
– Ну, да ладно, – похлопал он меня по плечу.
Поверил?
Кто его разберет, что у него на уме? Однако слепому ясно – между варягом и девкой шутоломной Леля2 крылами своими махнула…
Вот ведь, как Доля с Недолей порой нить судьбы вьют. Сами крутят веретено, и сами же над работой своей потешаются.
Нитка черная…
Нитка белая…
И вчера еще дочь Любояра-коваля ножом вострым пыталась сердце варяжское пробить, а сегодня это же