Сластолюбивой красоты,
И нега, и любовью торг –
В один сливаются восторг…
Обожествленный прах земной
Стал выше духа – он толпой
Так высоко превознесен,
Что гений им порабощен
И праведник ему не свят.
Недаром все ему кадят:
Захочет он – тряхнет казной,
И кровь польется, и войной,
И ужасами род людской
Охвачен будет, как огнем.
Ему проклятья нипочем:
Он нам не брат и не отец,
Он бог наш – золотой телец!..
Скажите же: с каких высот
К нам новый Моисей сойдет?
Какой предъявит нам закон?
Какою гневной силой он
Громаду эту пошатнет?
Ведь если б вдруг упал такой
Кумир всесветный, роковой,
Языческий, земле родной, –
Какой бы вдруг раздался стон!
Ведь помрачился б небосклон,
И дрогнула бы ось земли!..
ИЗРАИЛЬТЯНЕ У ПОДНОЖИЯ ГОРЫ СИНАЙ. ИСХОД, ГЛ. 19, СТ. 16. На третий день, при наступлении утра, были громы и молнии, и густое облако над горою [Синайскою], и трубный звук весьма сильный; и вострепетал весь народ, бывший в стане
Дитя на Ниле
С. Фруг
Дитя откровенья на нильских волнах…
Взгляните! Какая великая сила
На ясном спокойном челе опочила,
Какое величие в детских чертах!
Он дремлет. Смежились невинные очи…
Лучистые грезы мерцающей ночи
Таинственно сходят с высот голубых,
Толпой окрыленной в сиянии реют
И негой живительной на душу веют…
Что видит он в грезах ночных?
Он видит… Вскипела пучина морская,
Клокочет и брызжет, гремит и ревет,
И, накипью пены во мраке сверкая,
Волна за волною, из бездны вставая,
То хлынет на скалы, то в бездну падет…
И буря в пучину с утесов метнулась,
И моря угрюмая глубь распахнулась,
И волны застыли, живою стеной
Сомкнувшись над мрачной, немой глубиной…
И крики восторга в безбрежном просторе
Кругом огласили и скалы, и море…
Кто муж этот с посохом чудным в руках?
Чей гимн раздается на Чермных скалах?..
Он видит… Вершины Синая пылают…
По скалам клубятся гряды облаков…
Огни ослепительных молний сверкают,
Грохочут раскаты громов…
Народ у подножья, немой и дрожащий…
Неведомый образ во мгле и в лучах…
Кто Муж тот, с вершины Синая сходящий?
Что держит Он в мощных руках?
Он видит… Раздолье пустыни горючей,
Безбрежные россыпи желтых песков…
Толпа, измозженная жаждою жгучей,
Ревет и клокочет волною кипучей
Среди обветшалых, убогих шатров.
Проклятья, стенания, вопли, укоры,
Отчаяньем, злобой горящие взоры,
Последний упрек на засохших губах,
Последняя дрожь в искаженных чертах…
Но