что не горят рукописи. Они могут сгореть здесь и сейчас, их могут сжечь варвары, наподобие прошлых и нынешних Геростратов, наивно считающих, что они уничтожают их на века. Или их может сжечь поэт, сжигающий свое недописанное стихотворение, которое все равно останется, если оно того стоит, там, наверху, в незримой небесной библиотеке, от века наполненной миллионами готовых рукописей. Что же касается Гоголя, первый том «Мертвых душ» которому попросту продиктовали, то после этого ему не диктовали уже ничего. Не диктовали потому, что второго тома в природе, как земной, так и небесной, попросту не существовало. Предприняв колоссальные усилия, пролив бездну слез, утратив все возможные иллюзии, Гоголь так и не смог записать второй том «Мертвых душ», искренне считая это трагедией. Слава Богу, что у него хватило решимости сжечь те неудавшиеся страницы, которые все же вышли из-под его пера! Те же обрывки, которые случайно остались, и дошли до нас, как раз и говорят о том, что диктовать Гоголю перестали. Перестали потому, что в небесной библиотеке попросту не было в наличие второго тома, а также потому, что ему и так продиктовали достаточно. Вся русская литература вышла из Гоголя, и, не будь его, мы имели бы всего лишь Фонвизина и Жуковского, да гордо сверкающий среди них снегами и льдом Монблан Пушкина.