– Предписано ждать, пока я не постучу в дверь! Это понятно?
– Конечно, – последовал смиренный ответ. – Безусловно, Ваше Высокопреосвященство.
Внимание кардинала привлек свиток, исписанный особенно мелким почерком, выдававшим заносчивость пишущего. Текст начинался словами «Синьора маркиза», причем буква «С» была украшена пафосным завитком, как хоральная прелюдия «In dulci jubilo»,[37] занимала полстроки и в конце извивалась, как змея, охватившая яйцо. «Синьора маркиза!» Двусмысленность подобного обращения была ему понятна. Кардинал прекрасно знал, о ком идет речь. Виттория Колонна, маркиза Пескара, муж которой погиб во время битвы при Павии. Вдова, благочестивая до фанатичности. Папа Клемент VII намерен был отговаривать ее от пострижения в монахини, в то время как римское и флорентийское дворянство осаждало ее предложениями руки и сердца. Она считалась одной из красивейших и умнейших женщин того времени, знала латынь не хуже кардинала и произносила речи не хуже философа. Маркиза, как полагают, была большой и единственной платонической любовью Микеланджело. Эта страсть превратила скульптора и художника в поэта, в безумного scolare,[38] выразившего чувства в пламенных сонетах. «Синьора маркиза!» Письмо здесь, в столь странном месте? Нетрудно было догадаться, почему и это письмо не покинуло стен Ватикана. Почти со страхом кардинал взялся читать витиеватые письмена:
«Получив ваше любезное письмо, эти искусно написанные строки, полные сочувствия, направленное мне из Витербо, ваш преданный слуга возрадовался, как жеребенок свежему ветру на пастбище. “Счастлив ты, Микеланджело, – воскликнул я, – ты счастливее, чем все владыки мира”. Лишь одно омрачило мою радость – то, что я задел ваши благочестивые чувства к Святой Церкви. Отнеситесь к моим словам как к обычной болтовне художника, находящегося в сомнении на грани добра и зла, выбирающего попеременно источником вдохновения для своих творений то одно, то другое. Я кротко восхищаюсь твердой верой вашей светлости и кредо: «Omnia sunt possibilia credenti»,[39] которое вы так ясно перевели для меня, необразованного. Остается лишь верить – и все свершится само собой. Спрашивая себя, как могло такому, как я, прийти в голову сомнение в Мировом порядке, вы, бесспорно, станете считать меня неверующим болваном. Но подозрения, о которых я вам поведал, пришли ко мне не в снах. Они не созревали в глубине моей темной души; сомнения внушила мне наша неупорядоченная жизнь. Рассказывать вам об этом не входило в мои планы, хотя для вашей светлости на этом свете я готов сделать все что угодно. Вашей светлости известно, что «Amore non vuol maestro» – «любящее сердце не нужно понукать». Мне суждено забрать свою тайну с собой на тот свет, однако не открыть ее вам я не в силах. Вам, построившей женский монастырь на Монте-Кавалло, откуда Нерон некогда смотрел на пылающий город, чтобы следы благочестивых дев уничтожали и тень зла. Я скажу только одно: