– Чего же тебя там внимательности не научили? – засмеялся Миронов. – Сколько тебе лет?
– Двадцать семь.
– Солидно. А где работал до телевидения?
– Где придется, – пожал плечами Капустин, – вообще-то я работал оператором на киностудии. Но там уже два года ничего не снимают. Вот я и решил к вам податься.
– Правильно решил. Кино они еще сто лет там снимать не будут, а у нас здесь живая работа. Подожди, подожди, – вдруг вспомнил Миронов, – документальный фильм о штурме Грозного с Арпухиным ты делал?
– Ну я, – кивнул Капустин.
– Классная работа, – уважительно сказал Миронов. – Ты ведь свой фильм под пулями снимал. Очень классная. Так ты и есть тот самый Павел Капустин? Ну, брат, ты же человек опытный, две войны прошел, а здесь съемки не заметил. Ладно, ничего страшного. Тебя Арпухин очень хвалил, вот мы и решили тебя попробовать.
Капустин молчал.
– Давай, я подпишу твои бумажки, и иди в отдел кадров оформляйся, – решительно сказал Миронов. – Такие операторы, как ты, нам очень нужны.
Он размашисто подписал бумагу, протянул ее новичку. Капустин взял бумагу и уже собрался выйти, как Миронов окликнул его:
– Павел, за «идиота» я извиняюсь. Я ведь не знал, что ты новичок.
– Ничего, – пробормотал Капустин, – я просто ошибся.
Он вышел из комнаты, столкнувшись в дверях с невысоким человеком неопределенной внешности и возраста.
– Зарезали! – закричал человечек истошным голосом. – Без ножа зарезали! – Павел уже закрывал дверь, когда услышал строгий голос Миронова:
– Опять не получилось?
– Переставляют программы, – ответил ворвавшийся в комнату. – Я ведь говорю, что зарезали. Они всегда… – Дальше Павел уже не слышал. Он привык к хаосу съемочного процесса и сумбуру во время работы. Но, похоже, на телевидении все это усиливалось стократно и было неотъемлемой частью самого процесса творчества.
– А я ему говорю, что он ничего в этом не понимает, – гневно сказала прошедшая мимо Павла маленькая женщина лет шестидесяти. Она обернулась на Павла, внимательно посмотрела на него, потом еще раз обратилась к своему собеседнику и, топнув ножкой, повторила:
– Ничегошеньки он не понимает, – и пошла дальше, не обращая внимания на реакцию собеседника. Тот был очень высокого роста, под два метра, немного сутулый, как и все очень высокие люди. Он слушал, наклонив голову, и, когда женщина отошла от него, тихонько вздохнул и направился в другую сторону. Павел решил не выяснять у него, где именно находится отдел кадров, понимая, что в таком состоянии человека лучше не тревожить.
Оформление на работу оказалось не столь простой процедурой, как ему представлялось. Пришлось потратить полдня, обегав еще несколько кабинетов и собрав подписи неизвестных ему главных и генеральных директоров. Только к четырем часам дня он наконец услышал от сухой жесткой женщины в отделе кадров, что может считать себя принятым.