Дочь села на скамью рядом с отцом. Посмотрела на него и насмешливо заметила:
– Твоя лысина только украшает тебя. Кстати, Сервилия просила передать, что будет ждать тебя у себя дома. Говорит, что у нее есть к тебе дело.
Цезарь кивнул головой, ничем не выдавая своих чувств. Сервилия была единственной женщиной в Риме, которую он не только искренне любил, но и глубоко уважал, прислушиваясь к ее мнению.
– Да, мы должны обсудить с ней поведение одной из весталок в моей коллегии, – лицемерно вздохнул Цезарь.
– Это ты скажешь своему другу – цензору Крассу, когда он придет к нам требовать отчета о твоей нравственности. А мне говорить не стоит.
Дочь явно переигрывала отца, и Цезарю доставляла удовольствие эта игра. Он с гордостью посмотрел на Юлию. В конце концов, это была его дочь.
Вошедшие рабыни начали вносить кушанья – хлеб, масло, сыр, маслины, мед, фракийские яблоки,[14] доставляемые в Рим поздней осенью. Одна из рабынь поставила на стол большую чашу с пшеничной кашей, приготовленной из двузернянки,[15] столь любимую Цезарем.
Высокий сириец внес небольшой кувшин цекубского вина и начал разливать его в коринфские чаши, украшенные серебряной чеканкой.
Цезарь покачал головой, подзывая к себе раба:
– Как тебя зовут?
– Беллубани, господин. Я из Сирии, – ответил раб, наклоняя голову.
– Учти, Беллубани, я не пью по утрам вина. Ты новичок и поэтому запомни, что в мою чашу нужно наливать только воду. И незаметно для гостей. Когда я захочу вина, я сам скажу об этом.
– Слушаюсь, господин.
– Вот ей можешь налить, – разрешил Цезарь, показывая на дочь, – только разбавь его водой. А мне налей того медового напитка из большого кувшина.
Медовый напиток,[16] столь любимый римлянами, готовился из сока и меда.
В триклиний вошла молодая рабыня в греческом платье, неся заправленных орехами голубей. Юлия внимательно посмотрела на нее.
– Какая красавица, – тихо прошептала она, – откуда это чудо у тебя?
– Прислала Эвноя, царица Мавритании, – ответил равнодушно Цезарь. – Она действительно очень красива, но пока не знает нашего языка. Кстати, не думай, что это такой роскошный подарок, – ворчливо заметил он, – я послал мужу Эвнои, царю Богуду,[17] десять рабынь с известью на ногах.[18] А получил взамен только трех.
– Если они все такие, то стоят десятерых, – восхищенно заметила дочь, вглядываясь в рабыню.
– Если она тебе так нравится, можешь забрать ее, – милостиво разрешил Цезарь, – кстати, научишь ее греческому и латинскому.
Дочь улыбнулась:
– Ты, как всегда, невероятно щедр. Ты не меняешься,