Оно заработки хорошо, да и грех бывает от того (Идиллия). Лев Толстой

говорит, – люблю на барщину ходить. На народе веселей. А дома все одно старик велит работать.

      – Я, – говорит, – тебе платок куплю.

      – Мне муж привезет.

      – Я мужа твоего на оброк выхлопочу, – ведь уж я докажу приказчику, так все сделаю.

      – Не нужно мне на оброк. С оброка-то голые приходят.

      – Что ж, – говорит, – это такое будет; долго мне с тобой мучиться? Оглянулся, что никого в избе нет, да к ней.

      – Мотри, Михеич, не замай! – Как схватит ухват, да как огреет его. А сама смеется.

      – Разве можно теперь? Вот хозяин придет. Разве хорошо?

      – Так когда ж, с работы?

      – Ну, известно, с работы. Как пойдет народ, а мы с тобой в кусты схоронимся, чтоб твоя хозяйка не видала. А сама на всю избу заливается, хохочет.

      – А то, мол, рассерчает твоя Марфа-то, старостиха.

      Так что и сам не знает староста, шутит ли или смеется. А тут старик вошел обуваться, а она все свое, и свекра не стыдится. Нечего делать, повестил, как будто затем только приходил – бабам сено гресть в заклах, мужикам возить, – и пошел с палочкой по другим избам. Кого и не следует, всех пошлет; кто и винца поставит, и то мало спуска дает, а Маланьку безо всего, или вовсе отпустит, или выбирает, где полегче. Только она за это ничего ему не покорялась, а все смеется, приду – говорит. То же и с другими. Мало ли ей в это лето случаев было. Да и сама она говаривала. Никогда такого лета не было. Сильная, здоровая, устали не знала, и все ей весело. Уберется, выйдет на покос, уж солнышко повзойдет из-за лесу около завтрака, пойдет с солдаткой, песню заиграет. Идет раз таким манером через рощу – покос на Калиновом лугу был. Солнышко вышло, день красный, а в лесу еще холодок стоит, роса каплет, птицы заливаются, а она пуще их. Идет, платок красный, рубаха шитая, босиком, коты на веревочке, только белые ноги блестят да плечи подрагивают. Вышли на поле, мужики господскую пашут. Много мужиков, сох 20 на 10 десятинах. Гришка Болхин ближе к дороге был, – шутник мужик, – завидел Маланью, завернул возку, подошел поиграть, другие побросали, со всеми смеется. Так до завтрака пробалясничали бы, кабы не приказчик верхом.