Цыплунов. Ах, боже мой, я готов уважать женщин, готов благоговеть перед ними; но зачем же они мелочны, зачем смешны! Вот чего им простить нельзя, не говоря уж о проступках.
Цыплунова. А за проступки ты бы казнил их смертной казнью? Ах, предоставь ты женщинам жить, как они хотят. Ты слишком тяжелую опеку берешь на себя: ведь их так много, мой друг.
Цыплунов. Чего я не вижу, до того мне и дела нет. Но когда в моих глазах унижается тот высокий идеал, который я себе создал, когда женщины с какой-то навязчивой откровенностью обнаруживают свои самые непривлекательные стороны, – не могу же я не замечать этого. Вот отчего я и избегаю общества и предпочитаю уединение.
Цыплунова. Но разве ты не замечаешь, что уединение губительно действует на твое здоровье? Ты человек деловой, постоянно занят умственной работой, – тебе непременно нужно хоть какое-нибудь развлечение. Юша, твое здоровье начинает меня беспокоить.
Цыплунов. Разве я переменился?
Цыплунова. Да, очень, особенно в последние два-три дня. Нет ли у тебя чего-нибудь такого, о чем бы нужно было поговорить со мной?
Цыплунов. Нет, решительно ничего.
Цыплунова. Ну, не хочешь ли ты послушать, что я тебе скажу?
Цыплунов. Я готов, извольте.
Цыплунова. Ты скучаешь, Юша?
Цыплунов. Да, я не скрою от вас, я скучаю.
Цыплунова. В твои года любят.
Цыплунов (со вздохом). Да, любят, это правда, любят.
Цыплунова. В твои года женятся.
Цыплунов. Да, и женятся.
Цыплунова. И женатые не скучают, им некогда скучать: у них заботы, хлопоты, семейные радости, дети. Кто любит свою жену и детей, тот уж не может скучать.
Цыплунов. Все это правда, совершенная правда.
Цыплунова. Так женись!
Цыплунов. Что вы, что вы? На ком? Разве это возможно?
Цыплунова. Отчего ж невозможно? Значит, пары тебе нет на белом свете, достойных тебя нет? Бедные женщины!
Цыплунов. Может быть, и есть, но где искать их? Я любил не один раз в моей жизни; но вы сами знаете, почему я не женился. Всякий раз моя любовь оканчивалась или горьким разочарованием, или еще хуже, меня просто обманывали.
Цыплунова. И всегда виноват ты сам, потому что ты никогда не даешь себе труда разглядеть хорошенько женщин, которых ты удостоиваешь своей любви, – предполагаешь в них какие-то небывалые добродетели и требуешь от них того, чего в них нет.
Цыплунов. Может быть… но есть еще и другие причины.
Цыплунова. Какие?
Цыплунов. Из уважения к вам, к вашему полу, я бы не желал говорить о них.
Цыплунова. Ах, говори, сделай милость!
Цыплунов. То, что я скажу, очень нехорошо.
Цыплунова. Да говори, говори!
Цыплунов. Быть может, я ошибаюсь,