А ей в этот момент удалось наконец протиснуться сквозь деревенских. Она увидела своего Егора, в долю секунды поняла, что это в последний раз, и успела поднять над собой маленького Митьку. Тот завис в воздухе рядом с шашкой Краснощекова, агукнул от удовольствия, пеленка с него свалилась, и он пустил теплую струю прямо за шиворот одному из прицелившихся красноармейцев.
«Залп!» – махнул шашкой Краснощеков.
«Моя порода», – успел улыбнуться Егор, и его тело, уже без него самого внутри, кувыркаясь, полетело с обрыва в воду.
Пережогина красные так и не нашли. Покрутившись несколько дней вокруг Разгуляевки, они ушли обратно вниз по реке, потому что из Нерчинска в эту сторону уже двинулся 1-й казачий полк. Японцы держали с Семеновым постоянную телеграфную связь и про ночной бой у Разгуляевки в Чите узнали практически сразу. В прямом столкновении с регулярными казачьими частями, прошедшими германский фронт, краснощековским курсантам ловить было нечего. Их поймали бы и перетопили в Аргуни по одному. Белых тоже сильно интересовала судьба читинского золота.
Анархистов и Пережогина нашли потом, уже по холодам, в охотничьем зимовье в тридцати километрах от Разгуляевки. Кто-то порубил их всех во сне топором. Золота ни в зимовье, ни поблизости не оказалось. Говорили, что это семеновские казаки, но Нерчинский полк до тех мест так и не дошел.
* * *
Многие пытались потом отыскать читинское золото, и все же в руки оно никому не далось. В двадцать третьем году несколько мужиков из Разгуляевки и райцентра снарядились в настоящую экспедицию – на все лето и осень, чин по чину. Однако живыми их больше не видел никто. То ли нашли, что искали, и не сумели разбежаться по-честному, то ли наткнулись в тайге на хунхузов, и те сделали за них то, что они сами бы сделали друг с другом, если бы у них все удалось. После Гражданской много всякого народу бродило по Забайкалью. Золото вроде мыли, но могли и зарезать легко – за ружьишко и снаряжение. Смотря, как попадешь. Под какую руку.
Поэтому раскулаченный старик Брюхов, конечно же, понимал, насколько невелики его шансы, и тем не менее идти к «балаболам да болтунишкам» в услужение он не мог. Ему легче было лечь на лавку и помереть. Во всяком случае, не так обидно.
Полгода он шатался по степи и тайге, расспрашивал о чем-то кочевых бурят, ставил на деревьях непонятные знаки. При этом ни сыновей, ни тем более зятя с собою не брал. Хотел быть один, когда надо будет перепрятывать золото. Не доверял вообще никому. Домой не возвращался по целым неделям. Приходил мрачный, вонючий и злой, как медведь. В доме улыбались, только когда его не было.
Однажды явился весь помятый, изломанный. Сказал, что деревом придавило. Пролежал под ним два дня, пока охотники не нашли. В другой раз пришел с чужой пулей в плече и вообще ничего не сказал. Раскалил нож над печкой и молча расковырял рану. Приходил и с дыркой от ножа в правом боку. Однажды притащил в ведерке какой-то земли, высыпал ее за огородом, и крапива в том месте стала расти выше бани.
Когда семья совсем заголодала, старик Брюхов велел невесткам ходить по домам