Если он правильно подсчитал, значит, наверху прошли две осени и кончалась морозная снежная зима. Даже самый пасмурный зимний день там наверху казался Одду теперь ярким, как само солнце, и таким желанным…
Мальчик снова ударил киркой и оглянулся.
Слизняк все так же сидел, прилепившись к неровности стены, и рассматривал его темными бусинами глаз на коротких подрагивающих стебельках.
Слизни шпионили здесь за каждым, свешиваясь со стен, потолков и балок, беззвучно передавая информацию по цепочке. Когда кто-то падал без сил, ломал руку или ногу и не мог больше работать, слизняки давали знать остальным, и в шахте появлялись визжащие слюнявые орки, безвозвратно утаскивая мальчика в темноту. Кричать и сопротивляться было бесполезно: ослабевшие маленькие рабы ничего не могли сделать с проворными злыми тварями. К тому же те всегда набрасывались по двое-трое на одного, оглушая и связывая жертву обрывками грязных веревок.
Часто Одду удавалось подслушать безмолвную речь слизняков. Сколько он ни спрашивал других мальчиков, никто их ее больше не слышал. Слова как бы сами собой складывались в голове, словно кто-то сзади нашептывал их тихим липким голосом. Обычно ничего интересного: тот отвлекся, этот ушиб ногу… Но зато всегда можно было знать, что приближаются орки. Тогда у слизняков начинался настоящий переполох, потому что твари не только использовали их, чтобы шпионить за пленниками, но и запросто ели, проходя мимо. Будто мерзкий комок слизи был яблоком на ветке в саду.
«Наверное, – думал Одд, – орки потому и забирают сюда детей, чтобы меньше кормить и проще расправляться, если что. Толку от нас мало, да, похоже, им больше и не надо – лишь бы кое-как колотили киркой и набирали горсть цветных камешков за миску холодного супа… Я расту и не умираю, и скоро им буду не нужен. Тогда они придут, чтобы покончить со мной». Совсем невеселые мысли, но ведь и место не из веселых.
Со стен и потолка шахты не переставая капала вода, натекая в холодные мутные лужи со скользким дном. Одд столько времени провел по колено в ней, столько раз в нее падал с головой, поскользнувшись на булыжниках, что ненавидел эти лужи почти так же, как самих орков, шпионов слизней и сами унылые подземелья.
Он сжал зубы и снова принялся бить киркой о крошащейся известняк в грязно-коричневых прожилках. Нескончаемая толща камня ему смертельно надоела, но она давно стала его единственным собеседником и казалась более живой, чем слизняк на стене или даже те упавшие духом мальчишки, с которыми он ночевал бок о бок в холодной узкой пещере-спальне.
В свете тусклой лампы неровности проступали то чьим-нибудь крючконосым лицом, то драконом или собакой, то картой далекой неизвестной страны, в которую он обязательно когда-нибудь попадет. А время от времени случались и просто удивительные находки: панцирь древней черепахи или улыбающийся череп гигантской рыбы с зубами длиной