– Итак, мистер Куртье, – сказал тот, что помоложе; его сухой иронический тон, как и улыбка, казалось, служил защитой пылкой душе, что проглядывала в его взоре. – Все, что вы говорите, сводится просто к оправданию так называемого либерального духа; но, да простится мне моя прямота, дух этот, низведенный с высот философии и искусства в сферу практической деятельности, тотчас оказывается бессильным.
Рыжеусый рассмеялся; странно звучал этот смех – такой веселый и вместе с тем такой язвительный.
– Отлично сказано! Я и не собираюсь с вами спорить. Но так как вся соль политики – в компромиссе, первосвященники кастовости и власти, подобные вам, лорд Милтоун, столь же далеки от реальной политики, как любой либерал.
– Не согласен.
– Согласны вы или нет, но ваше отношение к жизни общества весьма похоже на отношение церкви к браку и разводу; церковь столь же далека от действительности, как и проповедники свободной любви, и столь же мало способна в ней разобраться. Ваша точка зрения обречена по самой своей сути она слишком нежизненная, слишком отвлеченная, чтобы вы могли понять истинное положение вещей. А не понимая, невозможно управлять. Уж лучше сидеть сложа руки, чем с вашими взглядами заниматься политикой!
– Боюсь, что мы с вами не найдем общего языка.
– Что ж, пожалуй, я требую от вас слишком многого. В конце концов вы ведь патриций.
– Вы говорите загадками, мистер Куртье.
Темноглазая женщина шевельнулась; руки ее слабо затрепетали, словно прося собеседников не враждовать.
Старший из них тотчас поднялся и почтительно сказал:
– Мы утомили миссис Ноуэл. Покойной ночи, Одри. Мне пора идти.
Дойдя до стеклянной двери, открытой в темный сад, он обернулся и сделал прощальный выпад:
– Я хотел сказать, лорд Милтоун, что вашему классу более чем кому-либо в Англии свойственна холодная расчетливость. Удивительно, что вы еще сохраняете способность мечтать. Покойной ночи!
Он вышел из комнаты и исчез в темноте.
Молодой человек не шелохнулся; пламя камина освещало его одухотворенное лицо, губы, рождало отблеск в глазах.
– Вы этому верите, миссис Ноуэл? – спросил он.
Вместо ответа Одри Ноуэл улыбнулась, встала и подошла к двери.
– А вот и мой милый лягушонок! Он навещает меня каждый вечер.
На каменном полу веранды, в потоке струившегося из комнаты света, сидел крохотный золотой лягушонок. Когда подошел Милтоун, он запрыгал в сторону и исчез.
– Как мирно у вас в саду! – сказал молодой человек; потом взял ее руку, нежно поднес к губам и так же, как и его противник,