В объятиях дождя. Чарльз Мартин

пять, и румяна уже не могли замаскировать морщины – свидетельства прожитых ею лет. При малейшем движении раздавался звон ее металлических украшений, такой, наверное, издавала бы рождественская елка, если бы могла передвигаться. На шее у Бесси блестело чуть не с десяток ожерелий, а на каждом запястье – примерно столько же браслетов. На пальцах сверкали кольца, на некоторых по две-три штуки. Одета она была в пропотевшую красную безрукавку, причем лифчик отсутствовал, и в шорты из лайкры. Туго натянутые и прозрачные, они пытались опоясать ее талию, и лифчик при таком наряде явно бы не помешал, чтобы подтянуть грудь. Стена за ее спиной была сплошь упакована пачками сигарет, жевательного табака и порнографическими журналами. Рекламный листок возвещал: «Эластичные трусы – то, что надо, и я сама в этом убедилась».

      – Приветик, мой сладкий!

      – Вы поздновато открываетесь, – заметил я.

      – Милый мой, да мы всегда открыты. Все уик-энды! Все праздники!

      Бесси слегка откинула голову назад и, мило улыбнувшись, протяжно пояснила:

      – Мы ведь оказываем все услуги! – и, помолчав, осведомилась: – Хочешь, чтобы сменили топливо?

      Ее интонация, однако, подсказывала, что имеются в виду вовсе не автомобильные нужды.

      – Нет, мэм, спасибо! У меня в этом отношении все в порядке, но хотелось бы выпить кофе и, если есть, не помешала бы плюшка с корицей.

      Рядом с кофейником висело еще одно объявление: «Чашка со льдом – бесплатно. Плевательница – 1 доллар». Когда я отвернулся, чтобы его прочитать, Бесси навалилась на стойку всей своей тушей, словно самка кита в телепередаче «Морской мир»:

      – Знаешь, смех да и только, но все здешние очень любят жевать лед.

      Стены в магазинчике были зеркальные, так что было видно, как она подтянула вверх безрукавку, вытерла рот, схватила тюбик губной помады, лежавшей на кассовом аппарате, и наложила на губы два жирных слоя темно-красного цвета.

      – Оно и видно.

      Откинувшись назад, Бесси внимательно оглядела мою фотокамеру:

      – Большая! – и трижды попрыскала себя двумя разными духами, а потом поднесла к лицу зеркальце и, выпятив губы, словно для поцелуя, тронула их слегка и розовой помадой. – А ты все время носишь с собой эту штуку?

      – Да, я редко куда-нибудь езжу без нее.

      – Ха, да ты тот еще живчик, – и она хлопнула себя по колену, отчего жирное бедро затряслось, как желе. – Понимаешь, о чем я?

      Я улыбнулся, внимательно ее разглядывая: да, она жила стремительно, без оглядки, но ей приходилось несладко, все доставалось с трудом, и эта бензозаправка была единственной ее опорой в мире.

      – Да, вроде того.

      – А тебе не тяжело повсюду таскать свою камеру?

      – Да ко всему привыкаешь, как, например, к очкам. Я и думать об этом позабыл.

      Женщина опять перегнулась через стойку:

      – Ты, значит, фотограф или кто-нибудь вроде того?

      Маленький ковбой уселся на пол рядом с полкой и сунул в рот сразу три пластинки жвачки, бросив фантики на пол. Теперь он с трудом мог закрыть рот,