– Зимой тут везде глухо, – сказал дед. – Как в танке.
И сам захлопнул дверь, отгораживаясь от Лузгина уже окончательно.
– Вас зовут-то как? – спросил Лузгин, но дед уже разворачивал дребезжащий «Запорожец».
– Никак, – понял Лузгин.
Для начала он помочился на обочину. Потом закурил сигарету и поглядел на часы. Полдень. Если ничего страшного не произойдет, к Зашишевью можно выйти около шестнадцати. Лузгин вытащил из чехла помповую гладкостволку и ловко собрал ее на весу. Присел в задумчивости над рюкзаком. Боеприпасы он упаковывал бессистемно, не глядя, и в каком углу рюкзака затерялась коробка с двадцатью патронами, снаряженными дробью «три ноля», никак не мог вспомнить.
– Бред, – сказал Лузгин, вскрывая клапан.
– Паранойя, – добавил он заметно громче через минуту-другую.
– И всё-таки! – провозгласил он в полный голос еще несколькими минутами позже, заряжая подствольный магазин.
За все это время по асфальту не проехало ни одной машины.
Лузгин передернул затвор, щелкнул предохранителем, и дозарядил ружье еще одним патроном.
Он, в общем-то, не чувствовал страха. Но Лузгин прекрасно знал, что местные не боятся ни волков, ни медведей, ни бешеных собак, ни белой горячки. Этого добра в округе испокон веку было хоть задом ешь. Местные опасались только милиции, да и то по причинам отнюдь не метафизического, а самого что ни на есть материального свойства. В приснопамятные советские времена народ постоянно что-то воровал – не от хорошей жизни, конечно, – и до сих пор сохранил перед людьми в погонах атавистический ужас. Да и милиция тут всегда была насквозь коррумпированная, эдакая сама себе мафия, и кого угодно могла посадить за что угодно, или вовсе ни за что.
Короче говоря, если местные вздумали чего-то всерьез бояться, значит, оно пострашнее милиции будет. Выходит, и самому немного поберечься не зазорно.
С этими невеселыми мыслями Лузгин навьючил на себя рюкзак, приспособил ружье на одно плечо, и зашагал по грейдеру, держась самой его середины.
Через два часа, обходя берегом озера потенциально опасное для жизни село Филино, он наткнулся на бешеную собаку.
Небольшого роста черная с рыжим псина, некогда лохматая, а теперь облезлая, трусила Лузгину навстречу по узкой тропинке.
Запаленное дыхание и вся морда в пене.
Лузгин сполз с тропинки задом, выставив перед собой ружье.
Собака покосилась на человека мутным заплывшим глазом и, хрипя, будто загнанная лошадь, пробежала мимо.
– С-с-сука! – прошипел Лузгин ей вслед, защелкивая предохранитель.
Хвост удаляющейся собаки весело торчал вверх.
Лузгин сам уже шел в одной рубашке и все равно потел. А каково было по жаре псу, хоть и облезлому… Тут не то, что вспенишься – закипишь.
– Бля! – выдохнул Лузгин, доставая трясущейся рукой сигареты и ощущая всем телом, как бешено колотится сердце.
Больше он до самого