Затем они скрылись из виду.
Вскоре после этого она услышала, как ее мать хлопнула входной дверью, возвращаясь в лачугу, и дала волю своему гневу. Но Джиллиан не вошла за ней. Она простояла на улице еще двадцать минут, дрожа от холода, прежде чем посмела проскользнуть внутрь.
– А вот и ты, – коротко хохотнув, сказала мать со своего места у огня. – Ты пропустила визит этого тупицы Хэллоусби.
– Я видела его, – спокойно ответила Джиллиан, снимая свой плащ и аккуратно вешая его на вешалку.
Затем она шагнула к огню, по дороге как бы случайно прикоснувшись к пожилой женщине и почувствовав тепло и жизненную силу, которые по-прежнему присутствовали в этом хрупком теле.
– Мне жаль, что тебе…
– Не извиняйся за него девочка, – прервала ее мать; теперь, когда священник ушел, куда только подевался ее ужасный акцент. – Тебе нужно бы отвечать за себя, не добавляя его грехов к своим собственным.
Джиллиан выпрямилась и, обернувшись к огню, поставила греть воду.
– Хочешь чаю? – спросила она.
Не дожидаясь ответа, она сняла с полки, сделанной из покоробленной дощечки, мамину погнутую оловянную кружку. Затем осторожно вынула из кармана какой-то сухой листик и растерла его, прежде чем бросить в кружку.
– Этот снег убьет новую поросль, – сказала она как можно более непринужденным тоном. – Но когда он растает, талая вода будет очень кстати.
Ответа не последовало. Честно говоря, она на него и не рассчитывала, но все-таки надеялась. Собрав все свои силы, она обернулась, чтобы встретиться с неподвижным взглядом матери.
– Мама?
– У меня прямо мороз по коже, когда я представляю твое имя на ее могильной плите.
Джиллиан сделала вид, будто полностью сосредоточена на том, чтобы осторожно налить кипяток в чашку и подать ее матери.
– Тебе в любом случае не стоит ходить на кладбище. Это слишком далеко.
– Это мне решать, девочка моя, что для меня очень далеко, а что не очень!
Джиллиан согласно кивнула, продолжая стоять рядом и держа кружку в протянутой руке. Последовал еще один приступ кашля, и только когда он закончился, мать взяла у нее отвар и осторожно пригубила его. Очень скоро она опустила кружку, но дыхание ее стало заметно ровнее.
– Я уйду завтра рано утром, мама. Но прежде чем я это сделаю, мне нужно кое-что тебе объяснить.
Мать фыркнула и уставилась на Джиллиан поверх своего питья.
– Девочка, ты меня в могилу загонишь своей глупостью. Нет ничего зазорного в том, чтобы быть горничной. Горничной до меня была моя мать, а до нее – ее мать. Мы в течение нескольких поколений были в услужении у семьи Виндхэмов.
– А теперь мы сами станем Виндхэмами, – язвительно бросила Джиллиан, отворачиваясь от нее и глядя в сторону.
– Попридержи-ка свой язык, девочка. Это кощунство,