И когда девушка завизжала, как молодая кошка в охоте, и возликовала, подобно хору жриц, поющих гимн Мину, когда она страстно возопила: «О мой Сененмут! Мой прекрасный возлюбленный!» – гигантская волна подняла его на гребень, закружила, несметное число раз накрывая бурлящей пеной, и мягко вынесла на ласковый, залитый солнцем песчаный берег.
– Моя принцесса, моя любимая, – прошептал Сененмут, – ты цветок лотоса в водах вечности! Все, что имею, отдал тебе.
Хатшепсут улыбнулась.
– И очень щедро! Больше, чем я смогу вознаградить.
Он заглянул ей в глаза, не смеется ли она над ним. Девушка смотрела серьезно.
– Как бы я хотела, чтобы Ра, правитель миров, утром восходящий на горизонте, вечером уплывающий отдыхать, не предназначил мне судьбу дочери царя! Тогда я могла бы уйти с тобой, обрабатывать поле, печь хлебы, а по ночам возлегать с тобой, когда меня позовешь!
Сененмут зажал ей рукой рот.
– Не говори таких слов! Я – сын крестьянина Рамоса, ты – дочь фараона Тутмоса. Неправедно то, что мы сделали.
– Неправедно, да, – ответила принцесса. – Но таково было желание моего сердца. Разве должна я страдать от жажды, когда рядом бьет родник?
Сененмут пожал плечами.
– Кому тебя предназначили?
– Отец отдал меня юному Тутмосу, чтобы кровь солнца не иссякла.
«Этому тюфяку?» – мысленно ужаснулся Сененмут. Ему приходилось видеть царевича на праздниках и шествиях, этого маменькиного сынка, всегда находящегося подле Мутнофрет. Сененмут закрыл лицо локтем.
– Знаю, что ты думаешь, – сказала Хатшепсут. – Наверное, жалеешь меня из-за того, что мне придется жить с выродком. Не печалься! Я придумаю, как с этим справиться. И ты мне в этом поможешь.
– Да, – с готовностью согласился Сененмут.
II
Бритоголовые жрецы размахивали кадильницами с фимиамом и монотонно читали заклинательные молитвы:
– Изыди, дух болезни, притаившийся в членах фараоновых! О, бог, будь ты в мужской или женской ипостаси, ты, сокрытый от глаз, покинь его!
Фараон Тутмос, ослабевший, весь в поту, корчился на своем ложе. Приступы лихорадки сотрясали его тело.
– Помет льва, помет пантеры, помет газели, – вступил Хапусенеб, раскладывая высушенные экскременты на область сердца, желудка и печени царя, – проникните в Сах[15] фараона и убейте своим духом все дурное!
Верховный жрец окропил зловонным настоем сосновой живицы, смешанным с соком латука, чеснока и сельдерея, бившееся в судорогах тело и замешал на нем экскременты диких животных.
Фараона