Медсестра вернулась мыслью в свои восемнадцать лет и вспомнила о своих тогдашних мечтах.
– Да, наверное, так и есть, – ответила она нерешительно и со странным желанием защитить ту девушку, которой когда-то была. Юная мисс Лэттерли чувствовала себя такой умной и неуязвимой и в то же время отличалась невероятной наивностью.
– Большинство из нас примиряются с действительностью, – продолжала баронесса, – и в конце концов даже находят ее вполне приятной. Гизела осуществила свою мечту… и все было прекрасно… до этой весны. А потом Фридрих умер и оставил ее в безутешном горе. Это был такой… союз душ! – Дагмара повернулась к Эстер. – Вы знаете, что они никогда не расставались? Он любил ее так сильно, что никогда не отрывал от нее взгляда, все время хотел видеть ее, слушать ее, слышать, как она смеется… Он все так же сильно был очарован Гизелой, как двенадцать лет назад.
– Да, наверное, было бы только естественно завидовать такой любви, – честно ответила медичка. – Нелегко быть ее свидетелем и не желать подобной же для себя.
Если б она, Эстер, когда-нибудь была влюблена в принца, то ее рана никогда бы не зажила. Она бы все время мучилась вопросом: почему не возбудила в нем такую же ответную любовь, чего в ней для этого не хватало? Веселости или шарма, нежности или быстроты понимания, щедрости натуры или чувства чести? Или она просто была не слишком привлекательна и внешне, и в сфере интимной любви, о которой получала представление только в мечтах и в чувственных снах? И ведь, может быть, такая же рана бередила душу Зоры фон Рюстов все эти годы и в конце концов довела ее до легкого безумия…
Дагмара тем временем рассеянно подбирала случайные сухие листья и отщипывала увядшие волоски с пальм.
– А какой он был, принц? – спросила Эстер, пытаясь вообразить начало любовного романа между Гизелой и Фридрихом.
– На вид? – улыбнулась Олленхайм.
– Нет, я имею в виду, как человек. Чем он любил заниматься? Если бы мне пришлось провести вечер в его обществе, например за обедом, что бы мне больше всего запомнилось?
– До того, как он встретился с Гизелой, или после?
– Расскажите, как было бы в любом случае!
Дагмара, забыв о растениях, сосредоточенно нахмурилась.
– Ну, до его встречи с Гизелой вы все время думали бы, до чего он обаятелен. – Она улыбнулась своим воспоминаниям. – У Фридриха была самая прекрасная на свете улыбка. Он так умел смотреть, словно ему действительно было интересно вас слушать. И никогда не возникало впечатления, что это только из вежливости. Нет, всегда казалось, что он словно ожидает от вас чего-то особенного и не хочет упустить такую редкую возможность. А после встречи с Гизелой было только ощущение, что ему приятно ваше общество.
Лэттерли тоже невольно улыбнулась. У нее потеплело