Монк взглянул на золотисто-коричневое платье своей спутницы с его необыкновенно широкими юбками, на деликатный вырез, украшенный волной кремовых кружев на груди, на талию, великолепно подчеркнутую мыском лифа и пышными рукавами. Ей не было причины завидовать элегантности Гизелы, и Уильям почувствовал, что улыбается в ответ.
Возможно, фон Зейдлиц прочла в его взгляде одобрение, потому что вдруг заморгала и опустила глаза, а затем слегка улыбнулась и пошла вперед. Походка ее при этом была очень грациозной, и в ней легко угадывалось, что сейчас эта дама собой довольна.
Последовав за ней, сыщик задал еще несколько вопросов о разных периодах жизни Фридриха и его жены. Он спросил даже о годах изгнания, проведенных в Венеции, и немного о придворной жизни в Фельцбурге до появления Гизелы. Картина, нарисованная Эвелиной, была яркой и многообразной и в то же время давала понять, насколько строги были формальности и условности, не только для подданных, но и для самих монархов – сугубая дисциплина во имя исполнения долга. Вместе с тем во всем, о чем она рассказывала, была такая экстравагантность, какую Монк не только никогда не видел, но даже и вообразить не мог. Никто из людей, знакомых ему по Лондону, не тратил деньги так, как описывала – причем совершенно обыденным тоном – его спутница. Словно другого образа жизни и не существовало на свете.
В голове Монка все смешалось. Какая-то часть его была ослеплена и увлечена. Другая же с горечью помнила о голоде и унижении, о подневольном существовании, постоянном страхе и жизни без всяких удобств тех людей, которые работали день-деньской и всегда были на краю долговой тюрьмы. Ему было даже неловко вспоминать о слугах, которые трудились в этом роскошном и элегантном доме и должны были выполнять все капризы гостей, праздных днем и ночью и занятых только тем, что от одного развлечения переходили к другому.
И все же сколько бы красоты было утрачено без таких мест, как Уэллборо-холл… Уильям также полюбопытствовал про себя, кто счастливее: эта великолепно одетая, красивая графиня, которая медленно прогуливается по здешним садам, флиртует с ним и рассказывает о званых обедах, маскарадах и балах во всех столицах Европы, которые ей запомнились, или садовник, что в пятидесяти шагах от них обрезает засохшие розы и расправляет новые побеги на решетках трельяжей. Кто ярче видит цветы, кто больше им радуется?
Обед также прошел для Уильяма в неприятной, напряженной обстановке. Неудобство, испытываемое им, было еще усилено тем, что лорд Уэллборо за столом тихо попросил его извинить на этот вечер все остальное общество. Они все собирались после обеда обсудить некое деликатное дело, с которым и Монк сейчас ознакомился, но так как он к нему непричастен, то вряд ли примет как обиду, если они обсудят всё без него. А в библиотеке к его услугам найдется приличный арманьяк и довольно недурные голландские сигары…
Детектив был в ярости, но заставил